Святополк Окаянный. Проклятый князь - Василий Седугин

Дом был закрыт изнутри. Святополк постучал. Послышались шаги, звон щеколды, дверь открылась и на пороге появилась Чаруша. Он не узнал ее. Волосы были взлохмачены, лицо бороздили морщины, точно у старухи, глаза блуждали. Она долго смотрела на него, как видно не узнавая, потом взгляд просветлел, она произнесла хриплым голосом:

– А, князь… Что тебе надобно?

– Скажи мне, Чаруша, – волнуясь, произнес он, – это все на самом деле со мной происходило или только приснилось?

– А как тебе заблагорассудится, так и считай, – ответила она равнодушно. – Может, наяву, а может, привиделось.

– Сегодня вечером я снова приду, – начал он говорить, торопясь. – Мне снова хочется отправиться в путешествие…

– Не советую, князь, – перебила она его. – Лучше тебе оставаться в доме жреца или побыстрее уехать из нашего селения.

– Почему? Я очень хочу повторения ночи!

– Ты видишь меня, в каком я состоянии? Я почти старуха. А мне всего двадцать пять лет. Ты хочешь состариться преждевременно, не прожив свой век?

– Нет, не хочу, – ответил он, ошеломленный. – И все же…

– Втянешься в эту страсть и не сможешь отстать. Не будет сил у тебя, по себе знаю. Сгубишь себя, всю свою жизнь. Закрутит, завертит тебя пагуба, словно в круговерти мощного потока воды, изжует и выплюнет, и никому ты будешь не нужен. Так что спасайся, князь, пока не поздно, уезжай из селения, еще раз прошу. Беги, пока не поздно.

Она медленно по-старушечьи повернулась и скрылась за дверью. А он весь день ходил как отрешенный, равнодушный ко всему и ко всем. В нем боролись два желания: ему страстно хотелось вечером пойти к Чаруше и снова испытать захватывающее чувство полета, но он помнил слова ее о пагубности такого влечения и удерживал себя. Вконец измученный, вернулся он в дом жреца, поужинал и рано лег спать. Однако уснуть никак не мог, ворочался, вздыхал, вставал пить и снова ложился. Его тело, весь организм требовал, звал, подталкивал его к дому Чаруши, он ни о чем не мог думать, ничего желать, кроме того снадобья, которым она его натирала. Только под утро уснул он неглубоким, беспокойным сном.

Проснувшись, Святополк сразу заявил, что сегодня же отправляется в Туров. Жрец пытался было уговорить его остаться еще на несколько дней, пока не выздоровеет окончательно, но он был неумолим и после завтрака, провожаемый напутствиями жреца и его семьи, выехал из селения. В последний раз бросил он взгляд на дом ведьмы. Дверь была закрыта наглухо, а окна темнели глухими дырами.

Всю зиму Святополк и его окружение провели беспокойно и нервно. Дань Киеву не заплатили, епископа Фому в Туров не пустили, поэтому ждали ответных карательных действий со стороны великого князя. Но Владимир молчал, только присылал порой гонцов, которых с честью встречали и с почетом провожали. Святополк заслал в Киев своих соглядатаев, усилил дозоры на дорогах, чтобы вовремя засечь движение киевских войск, однако все было тихо. Может, отец щадил наследника престола, может, доля туровской дани в государственных закромах была ничтожной (княжество было бедным – леса и болота), а может, по какой-то другой причине, но все шло так, будто ничего существенного не произошло. Святополк постепенно пришел к выводу, что он для Киева стал недосягаемым правителем, против которого великий князь не решается начать войну, ведь тогда сразу за него заступятся и Полоцк, и Новгород, и тогда отцу придется иметь дело не с одним, а с тремя княжествами. Не сразу можно решиться на противоборство с таким противником, тем более что это не какие-то там печенеги, а русские люди!

Как-то весной пошел Святополк прогуляться на рынок, посмотреть, не удастся ли подобрать подходящий панцирь. Рынок был небольшой, но не бедный. Его исправно подпитывали польские купцы, которые облюбовали торговый путь по рекам Висла, Буг и Припять; на этой большой водной дороге Туров занимал очень выгодное положение.

На рынке в каждом ряду – свой товар, подходи, выбирай. На столах и лавках разложены холсты, сукна, на длинных шестах подвешены кушаки, шапки, сапоги, лапти. А здесь утварь разнообразная, парча, бусы, канитель. В одежном ряду выставлены расшитые шубы и кафтаны, обшивка для платьев и боярских нарядов. Тут же работало несколько кузниц, раздавался веселый перезвон наковален. Ремонтировали телеги, возки, ободья для колес и прочую мелочь. Конечно, подковывали коней.

Святополк остановился в оружейном ряду, услышал польскую речь. В детстве ему пришлось дружить с польскими мальчишками, детьми купцов, обосновавшихся в Киеве, у них выучился их речи. Говорил сорокалетний мужчина, по одежде священник:

– Занял престол князь Болеслав, по прозвищу Храбрый. Молодой, горячий. Стал все переделывать по-своему. Решил вернуть страну к древней вере. Нас, христианских священников, начал преследовать, пришлось мне уехать из Польши. Пожил в Киеве, но тянет домой.

– Поклонись, Бруно, моим родным в Кракове, – просил его купец, примерно тех же лет, что и священник. – Не знаю, удастся ли вырваться к ним этим летом, но уж зимой обязательно приеду. Соскучился очень!

Святополка заинтересовал разговор земляков. Когда они попрощались, он некоторое время шел за священником, потом догнал его, сказал по-польски:

– Прошу прощения, пан, но я был свидетелем вашей беседы. Это правда, что польский король решил возвратиться к старой вере?

Священник мельком взглянул на Святополка – взгляд цепкий, прицельный, – ответил не спеша:

– Да, князь, как и ты в своем княжестве.

– Разве ты знаешь, кто я такой?

– Как не знать господина страны, в которую приехал, пусть и ненадолго? – улыбнулся Бруно.

– Да, конечно, – согласился Святополк. – Но, если мы едины с королем во взглядах на веру, может, мне удастся сблизиться с ним и установить более теплые отношения?

– Почему бы и нет? Пан Бруно смог бы посодействовать тебе, князь, в этом.

– В союзе с таким могущественным государем, как король польский, я находился бы под надежной защитой.

– Похвально, князь, разумные слова слышу. Можно было бы обсудить этот вопрос более подробно.

– Тогда прошу вечерком ко мне во дворец. Буду искренне рад увидеть тебя снова, пан Бруно.

В гриднице княжеского дворца собрались самые близкие люди: бояре Ратибор и Борислав, чашник Венд и ключник Драгомир. Скоро явился Бруно. В полусумраке большого помещения, освещенного стоявшими на столе свечами, лицо его виделось еще более сухощавым, чем это показалось Святополку днем, щеки впалые, а глаза прятались в глубоких глазницах и смотрели настороженно, испытующе. Святополк предложил ему место перед собой с тем расчетом, что видны будут его лицо и глаза, по которым можно будет догадаться о скрытых намерениях собеседника, как видно, человека непростого, скрытного.

Бруно уселся неторопливо, с достоинством и даже важностью. Первым заговорил Святополк.

– Благодарю тебя, пан Бруно, что не погнушался гостеприимством и посетил нашу скромную обитель. Сначала давайте выпьем за здоровье вашего короля Болеслава Храброго. Пусть боги дадут ему крепкого здоровья и успехов!