Молодой Александр - Алекс Роусон

он сделал вас равными в битвах с варварами на ваших границах, так что вы стали полагаться в своей безопасности не столько на силу своих укреплений, сколько на свою природную храбрость. Он сделал вас горожанами и установил порядок, основанный на добрых законах и обычаях. Благодаря ему вы стали господами, а не рабами и покорили тех варваров, которые раньше грабили ваше имущество и угоняли вас в плен[207].

Эта речь содержится в «Анабасисе Александра» Арриана, одном из основных рассказов о его царствовании. Спорный вопрос, является ли эта речь литературным творением Арриана, отражением реальных слов Александра или, что более вероятно, представляет собой общую суть его рассуждений. Некоторые элементы, такие как изображение первобытного образа жизни высокогорья, противоречат археологическим находкам, но тем не менее отражают позднейшие представления об основополагающей роли Филиппа в построении Македонского царства. Достижения Филиппа заложили основу для будущей славы и завоеваний Александра. Во многих отношениях, если бы не было Филиппа, не было бы и Александра Великого.

Происходящее на севере не осталось незамеченным в других краях. К концу 350-х годов до н. э. Филипп уже был известен как человек незаурядного таланта, и его действия вызывали беспокойство у соседних народов. В Афинах среди тех, кто выступал против растущей мощи Македонии, был молодой и амбициозный политик. Он станет величайшим противником Филиппа и одним из самых известных ораторов Древнего мира. Звали его Демосфен.

Глава 3. Боги, война и вино

Лучшее время для посещения Пникса – сразу после рассвета. Именно на этом холме сходилось демократическое народное собрание древних Афин – экклесия. Город уже оживает. Дворники подметают улицы, владельцы кафе расставляют столы и стулья, в столице начинается очередной насыщенный событиями день. Зрительный зал под открытым небом занимает седловину между холмами Нимф и Муз, к западу от Акрополя. В 1950-х годах дальновидный архитектор Димитрис Пикионис озеленил эту территорию. Вымощенные камнем дорожки теперь вьются между подросшими деревьями и кустами, земля покрыта полевыми цветами, яркими и разнообразными, словно стеклышки калейдоскопа. Это уголок спокойной красоты между дымящимися от жары асфальтовыми дорогами и бетонными высотками.

Если подходить от расположенной неподалеку агоры, среди стройных сосен можно заметить изогнутую подпорную стену. Она идет вдоль нижней части склона, наверху ее расположена плоская площадка. Пешеходные дорожки огибают большие каменные блоки и ведут в Пникс, полукруглое пространство, отшлифованное временем и ногами многочисленных посетителей, частично покрытое пожелтевшей травой. Платформа оратора (бема или вима) выдается вперед из горизонтального уступа, пересекающего верхнюю часть площадки. Выдолбленная из природной скалы, она известна как «камень». Строение, которое можно увидеть сегодня, датируется 330-ми годами до н. э., но ранний Пникс, современник первых лет правления Филиппа, имел ту же планировку, хотя и уступал позднему по масштабу: его вместимость обычно оценивается в шесть – восемь тысяч человек[208]. В этом ныне пустынном пространстве некогда звучали голоса великих ораторов древности, и среди многих обсуждавшихся на Пниксе вопросов была надвигающаяся, хотя пока призрачная угроза со стороны Македонии. В конечном счете принятые здесь решения определили будущее не только афинского города-государства, но и остальной Греции.

Демосфен. Новая глиптотека Карлсберга, Копенгаген. Ny Karlsberg ullstein bild Dtl / Getty Images

В том же сером утреннем мареве, с которого начинаются многие афинские дни, площадь заполнялась древними горожанами. Вновь прибывшие занимали свои излюбленные места, зевая и потягиваясь, жалуясь на небрежность чиновников; деревенские жители уже думали о возвращении домой; любители светской жизни задерживались, чтобы поболтать на близлежащем рынке. Как только все собирались, совершалось ритуальное жертвоприношение поросенка, которого затем проносили вдоль границы участка, чтобы его кровь очистила всех, находящихся в пределах площадки. Глашатай возносил молитву посвящения и проклятие любому оратору, слова которого будут направлены на разрушение города. Совет пятисот (Буле) заранее определял повестку дня. Ораторы обычно составляли небольшую часть населения, постоянно посещавшего собрания. Летом 351 года до н. э., когда глашатай спросил: «Кто хочет говорить?», вперед вышел Демосфен.

Его путь к трибуне был непростым. Демосфен потерял отца примерно в возрасте семи лет, и контроль над семейным поместьем перешел к недобросовестным опекунам, которые растратили его наследство. Будучи болезненным ребенком с дефектом речи – он с трудом выговаривал букву «р», – Демосфен постоянно подвергался насмешкам сверстников, которые дали ему прозвище Батал, то есть «заика» и «неженка», однако слово имело и другие, более оскорбительные ассоциации[209]. Недостаток друзей и средств, слабое здоровье, отсутствие традиционного воспитания все же не помешали ему получить образование. Возможно, он даже учился у знаменитого оратора Исея. По достижении совершеннолетия Демосфен получил остатки изрядно уменьшившегося состояния и сразу подал в суд на своих опекунов, обвинив их в растрате. В конце концов он выиграл дело, но смог вернуть лишь часть украденного. Однако неурядицы познакомили его с афинским правом, показали важность тщательного исследования, подготовки к выступлению и правильного произнесения речи. В итоге он приобрел репутацию молодого человека с незаурядными навыками и амбициями. Некоторое время он писал речи для других ораторов, а затем целиком посвятил себя общественной жизни[210].

Ранние выступления Демосфена не имели успеха. Речи его часто были путаными и сложными для восприятия, скорее многословными, чем убедительными. По словам Плутарха, после одного особенно неудачного выступления друг-актер провожал его домой, надеясь дать какой-нибудь мудрый совет. Демосфен жаловался, что израсходовал все силы, пытаясь завоевать благосклонность слушателей, но, увы, безрезультатно. Актер пообещал изменить ситуацию и попросил его прочитать несколько строк из Софокла или Еврипида, что Демосфен и сделал – это не составляло труда для любого образованного грека. Затем актер повторил эти строки, но с артистизмом опытного исполнителя. Идея была простой: содержание – это одно, а «игра» – совсем другое, настоящий мастер публичных выступлений должен достичь совершенства в обоих. Демосфен принял совет близко к сердцу. Он начал преодолевать дефекты речи с помощью множества новых упражнений: говорил с камешками во рту, чтобы улучшить произношение, усиливал голос, произнося речь на ходу или даже поднимаясь бегом в гору, декламировал дома перед большим зеркалом вместо публики. Когда позже его спросили о секрете ораторского искусства, он ответил: «Игра, игра, игра»[211].

Теперь ему было около тридцати пяти, он был худощав и слегка хмурил брови, возможно, у него уже появились залысины, заметные на более поздних портретах. Справа от него возвышался Акрополь – величественные мраморные монументы, согреваемые первыми лучами солнца, слева – святилища Зевса и нимф, которые посещали женщины с вотивными дарами, надеясь заручиться божественной поддержкой для зачатия, легких родов или исцеления больного ребенка. А рядом с ним – члены экклесии: граждане мужского пола, допущенные к голосованию, то есть достигшие возраста 18–20 лет. Им заплатили за участие – в то время это был единственный способ обеспечить хорошую явку. Некоторые сидели на полу или на деревянных скамьях, прихватив с собой хлеб и вино, чтобы при необходимости унять урчание в животе. Другие, вероятно, стояли, переговаривались с друзьями из своего района или деревни. Девять официальных лиц, наблюдавших за ходом заседания, вместе с членами Совета пятисот расположились вокруг трибуны оратора лицом к собранию. Как только заседание началось, раздались аплодисменты и насмешки, толпа выражала симпатии политических партий. Речь, произнесенная Демосфеном в 351 году до н. э., стала переломным моментом в его карьере. В ней он использовал новый эмоциональный стиль аргументации, сочетавшийся с ясностью построения и языком, доступным широкому кругу граждан Афин – от изощренных софистов до незатейливых колбасников, – и поднял тему, которая будет доминировать в греческой политике следующих десятилетий. Этой темой был царь Македонии. Сама речь известна как Первая филиппика[212][213].

Преамбула Демосфена была вполне спокойной. Он объяснил, что уже говорил со старейшинами, поэтому тема, которую он хочет обсудить, не нова, но их советы не принесли ему удовлетворения. Затем он перешел к своему главному аргументу: «Итак, прежде всего, не следует, граждане афинские, падать духом, глядя на теперешнее положение, как бы плохо оно ни представлялось. Ведь то, что в этих делах