Кремль 2222. Тобольск - Константин Кривчиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаешь, или уверен?
– Да, пожалуй, что и уверен. Мы их видели разок, уже на подходе к Тобольску. Там есть такой длинный участок, где русло почти прямое, без излучин. Так вот, мы заметили их галеры, они шли под парусами. И скоро будут здесь. Вам надо готовиться к худшему – шайны несут смерть.
– Скоро, это когда? – вмешался в диалог Ворон.
– Они уже на подходе. Ждите их с часу на час. Максимум – вечером.
– Вот как? Ну, посмотрим… А в Тобольск-то вы почему направлялись?
– Как почему? А куда же еще нам деваться? Я же говорил: слышали о том, что люди здесь живут. Вот и хотели к вашей общине прибиться. И предупредить заодно…
– Прибиться, значит?
– Ну да. А что?
Ворон отошел к проему и, выглянув в комнату, громко произнес:
– Эй, бойцы, хватит баклуши бить. Возьмите этого… этого лазутчика и отведите в каземат. Пусть там посидит. Пока до вечера.
– Кандалы надевать? – спросил один из караульных.
– Кандалы? Нет, пока не надо. Просто закройте на замок.
Лазутчика? У Павла от изумления отвисла челюсть. Хотел что-то сказать. Но Ворон грозно зыркнул на него, и Сновид лишь сглотнул слюну. Лазутчик, надо же. Неужто проницательный дядя разглядел в чужаке что-то такое, чего он, Павел, упустил?
Едва стражники вывели Бортника из караулки – тот еле передвигал ногами, но все-таки шел сам, – Павел тут же спросил:
– Дядя, но какой же он лазутчик?
– Плохо ты еще знаешь людей, Сновид. Они такой лапши на уши могут навешать. Тем более, если это скрытые муты.
– Я все равно не понимаю. Почему ты решил, что он врет? Ведь эти шайны… Если это правда…
– Да слышал я уже о шайнах, – с раздражением оборвал дядя. – И даже видел.
– Видел?
– Ну да, в Мертвой Зоне. Я на днях туда ходил с Воиславом, нас старшина маркитантов приглашал посмотреть торговые ряды. Так вот, там харчевня есть. А в ней эти самые шайны прислуживают, с подносами бегают. Маленькие такие и волосатые, как обезьянки.
Ворон показал рукой рост «обезьянок». Получилось примерно ему по пояс.
– Нет у них никаких бляшек на теле. И чешуи тоже нет. Совсем безобидные зверьки. А Бортник нам какие-то сказки рассказывает. Думаю, надо его на дыбу вздернуть, да времени сейчас нет. Может, после обеда займусь.
Павел молчал, лихорадочно соображая, как поступить. Намерения дяди ему не нравились. Но и сообщать ему о сне он не хотел. Отец запретил рассказывать о видениях и, наверное, был прав.
Но отец погиб. И дядя Ринат теперь ему самый близкий родственник. Если не считать младшей сестры. К тому же, он может совершить большую ошибку.
– Ринат, послушай меня, – произнес Павел. – Мне кажется, что Бортник не врет по поводу шайнов.
– Почему ты так решил?
– Потому что… Потому что я на днях видел сон.
– Сон… Хочешь сказать – видение?!
Ворон смотрел на племянника расширенными глазами. Давно он не слышал о снах Павла, очень давно. Даже начал думать, что пропала у него эта жутковатая способность. И сейчас при словах Сновида у него непроизвольно дрогнуло в груди.
О снах он не слышал давно. Но хорошо помнил, что предвещали сны Павла. Они всегда предвещали смерть.
Как, например, в случае, когда семилетнему Павлу приснился огромный костер из гробов. Вокруг него кружились обнаженные люди, покрытые страшными язвами. Когда Павел рассказал о ночном кошмаре отцу, Корней лишь головой покачал: понятно, что ничего хорошего, да вот как наверняка угадать, что сулит подобное сновиденье?
Корней посоветовался с Вороном, но они так и не пришли к единому мнению. Решили подождать, что будет. А как иначе? Зачем раньше времени народ полошить?
Что будет, стало ясно через неделю, когда вспыхнула эпидемия чумной болезни. Она выкосила почти пятую часть жителей Промзоны. Трупы тогда, складывая их в погребальную камеру, сжигали по несколько штук за раз.
Сжигать мертвых по обычаям древних славян тоболяки начали давно – еще в те времена, когда спрятались в подземелья после наступления ядерной зимы. Поначалу тела умерших просто вытаскивали на поверхность. Но затем поняли, что они становятся пищей для мутантов. Тогда и возродился обычай кремации.
Позднее, когда уровень радиации снизился, и люди выбрались из подвалов и бункеров, обычай облагородили. Обряд захоронения, придав ему элементы сакрального таинства, стали проводить на погребальном помосте. Тело покойного обкладывали сухими древесными отходами и еловым лапником. Затем сжигали. Получалось торжественно и строго.
Но в период эпидемии пришлось снова запустить кремационную камеру. Корней даже распорядился использовать брикеты со сжиженным газом, чтобы уничтожать зараженные чумой трупы дотла. В прямом смысле дотла.
Не дай бог, если какой прожорливый мутант ухватит не сгоревший до пепла кусочек зараженной плоти. Тогда эпидемия получит новый импульс. И тут уж всей общине несдобровать – вымрет начисто.
Эпидемию остановить удалось, хотя и погибло около двухсот человек. Так что, провидческий сон Павла с пылающими гробами Ворон запомнил очень хорошо. И сейчас не сразу нашелся что сказать.
Помолчав, выдавил:
– Ну, если приснилось, куда деваться? Сон ведь уже не отменишь. Давай, докладывай.
Павел рассказал о лодке с парусом, на носу которой стоял человек с головой ящера. Ворон думал целую минуту, зачем-то загибая пальцы. Потом заговорил:
– Значит, лодка с парусом, это понятно. Человек с головой ящера… Ну, предположим, тоже понятно. Если, конечно, этот Бортник не врет про чешую. Чего еще там? Ага, курит длинную трубку… Тут я не знаю. Слышал я, что раньше такие трубки были – кальяном, что ли, называются. Но с какого это боку… А больше ничего не запомнил?
– Особенного такого ничего. Кажется, у него из трубки еще огонь вылетал. Вот так: пых-пых-пых.
– Огонь?
– Ну или пламя. Словно пламя вспыхивало, яркое такое.
– Из трубки пламя вылетало? – уточнил Ринат.
– Ну да. Хотя… Кажется, там в конце вообще много огня было. На меня даже жаром пахнуло. Собственно, это последнее, что я запомнил.
– Поня-ятно-о… Но ведь в самом сне ничего дурного не происходило?
– Не происходило, – согласился Павел.
– А ты ведь лишь дурное предвидишь. Верно, племяш?
– Верно, – вздохнув, выдавил Сновид.
– Значит?
– Значит, эти шайны принесут смерть. Так и надо толковать.
– Типун тебе на язык, – сказал Ворон. Но как-то совсем без выражения сказал, если не считать того, что лицо стало мрачным и сосредоточенным. – И вообще – молчи об этом сне. Нет сейчас смысла его обсуждать – лишь панику посеем.