Цвет неба - Джулианна Маклин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэтт усмехнулся.
– Но потом он знакомится с потрясающей пожилой леди, которая устраивает его ночным сторожем на заброшенном складе, и он пишет о вещах, которые там происходят.
– Например?..
Мэтт улыбается.
– Женщина каждое утро приносит в свой кабинет, который держит запертым в течение дня, деревянный ящик. А вечером тащит его обратно по кафельному полу из кабинета.
– Что в ящике? – спросила я. Мэтт помолчал пару секунд, чтобы усилить напряжение, а затем произнес:
– Кости ее умершего мужа.
Я подалась вперед.
– Она что, его убила?
– Нет, он умер своей смертью много лет назад, но она не смогла с этим смириться и выкопала его кости, чтобы он всегда был рядом.
– Ужасно, но мне нравится. И что, ее поймают?
Мэтт покосился на воду.
– Так далеко я еще не зашел, но не думаю, что да, и знаешь почему?
Я открыла было рот, желая услышать остальную часть истории.
– Потому что она тоже умерла, – прошептал Мэтт.
– Умерла?
– Да. Умерла, ушла, отправилась к праотцам – но не знает об этом. В виде привидения она живет на складе в течение многих лет, присматривая за мужем, которому этот склад раньше принадлежал.
Я сделала глубокий вдох.
– А как насчет этого ночного сторожа? Он знает, что его хозяйка призрак? Ему страшно? Он кому-то расскажет об этом?
Мэтт посмотрел на потемневшее небо, прокручивая в голове оставшуюся часть рассказа. Солнце уже опустилось за горизонт, хотя по небу плыл еще слабый румянец. И лицо Мэтта освещалось этим тусклым розоватым светом.
Наконец он повернулся ко мне.
– Нет, он не имеет ни малейшего представления, что она призрак, и этому есть объяснение.
Я снова наклонилась вперед.
– Расскажи, – попросила я.
– Потому что он тоже призрак. – Мэтт хитро заулыбался.
Мои брови и уголки рта поползли вверх.
– Обещай мне, что дашь почитать, когда закончишь.
– Я всегда даю тебе читать то, что пишу.
– Только не забудь, пожалуйста.
– Не забуду, – пообещал Мэтт, снова открыв блокнот. Он перечитал последние несколько строк.
Вечерняя прохлада стала более ощутимой, так что я обхватила свои колени. Чайка взлетела над водой, перекрикиваясь с другой птицей. Крупная волна разбилась тучей брызг о скалы.
Мэтт, передернувшись, стянул со своих плеч куртку.
– Иди сюда.
Он накинул куртку мне на плечи и обнял меня.
Я придвинулась ближе.
– Спасибо. Холодает.
Мы сидели так очень долго, глядя на море, разглядывая роскошный парусник и восхищаясь зрелищем захода солнца. Мы сидели на скалах, только я и Мэтт, и он согревал меня. Так было не первый раз. Подобное повторялось уже несколько лет.
Питер ничего не знал об этом, конечно же, нам с Мэттом и в голову ни разу не приходило сказать ему. Может быть, мы знали, что подобное времяпрепровождение ему быстро бы наскучило и он заставил бы нас пускать камни по воде или что-нибудь еще. И тогда мы не смогли бы спокойно посидеть здесь, а для нас с Мэттом наивысшим блаженством было ничего не делать, только смотреть на море, слушать шум волн и восхищаться живописной природой. Это было единственное место, где мы могли забыть об окружающем мире и тяготах жизни – а уж о последних Мэтт знал куда больше, чем я.
Мэтт и я никогда не акцентировали внимание на своем душевном родстве. Просто мы были близки. И нам никогда не приходило в голову, что наша близость – наше знание друг друга – может перерасти во что-то большее, потому что в те моменты, сидя на скалах, мы жили лишь настоящим.
Весна 1964 года
– Я волнуюсь за Мэтта, – сказала я Питеру, когда мы вышли из школьного автобуса и начали подниматься по склону.
– Боюсь, что мы с тобой ничем не поможем, – ответил Питер. – Мэтт знает, что делать. Просто не хочет.
– Но он же может вылететь из школы, и если вылетит… Тогда я не знаю, что с ним будет. Мэтт слишком гордый, чтобы ходить на дополнительные занятия.
Мы шли медленно и молчали, каждый в своих мыслях. Слышен был лишь шорох наших шагов по гравию дорожки.
– Думаю, что на самом деле он просто любит разочаровывать своего отца, – сказал Питер. – Он себе прямо цель поставил.
Я повернулась и пошла задом наперед, лицом к Питеру, прижав к груди стопку учебников.
– Куда он сбежал после уроков? Его ведь в автобусе не было.
– Он, наверное, вообще не был в школе, как он делал всю эту неделю. Даг Джонс сегодня приехал на отцовском пикапе, и я слышал, что они с Мэттом собирались напиться у ручья.
– Не может быть! – ужаснулась я.
В этот момент красный пикап закружился где-то внизу холма и помчался к нам, оставив в воздухе за собой облако пыли.
Когда машина проехала мимо, я увидела в салоне Мэтта. Он сидел между Дагом и каким-то еще парнем, которого я не узнала. Мэтт пил пиво из бутылки и курил.
– Даже не помахал, – сказала я грустно. – Как будто и вовсе нас не узнал.
– Не узнал, – ответил Питер. – У него теперь другие друзья, и, поверь мне, с ними он точно влипнет в неприятности.
Я посмотрела вниз, на свои коричневые кожаные ботинки, и крепче сжала учебники.
– Но мы же были неразлучны, как три мушкетера. Помнишь, как мы вместе поехали кататься на великах в горы? А как мы построили крепость из бревен около старого дома МакКинов?
– Да.
– А помнишь, как однажды ты наврал отцу Мэтта, что он с нами на озере, а он в этот момент напивался у реки? Это ведь было не так давно.
– Да, в тот день мы его уберегли от хорошенькой трепки.
– И он знал об этом. Тогда Мэтт думал, что мы его лучшие друзья.
Меня вдруг обожгло жуткой болью, как будто мне только что вырвали сердце.
Питер вздохнул.
– Видимо, люди меняются.
– Как так? Я же осталась прежней, и ты тоже.
– А Мэтт – нет. Он связался с дурной компанией.
Я покачала головой:
– Не верю в это. И вовсе он не изменился, и я чувствую, что мы должны помочь ему.
– Ты все время хочешь спасти мир, – сказал Питер. – Но, пойми, не все хотят, чтобы их спасали.
– Нет, это неправда, – вскричала я.
Ну почему Питер всегда такой непробиваемый – прямо кирпичная стена? Почему он не хочет слушать?