Правила. Не снимай штаны в аквариуме - Синтия Лорд

— Конечно, умеет…

— Прыгай! — командует Райан.

И Дэвид прыгает — вверх-вниз.

— Перестань, — говорю я.

Дэвид прыгает — вверх-вниз — и смотрит на пачку жвачки в руке у Райана. Вверх-вниз.

— Перестань!

Я хватаю Дэвида за руку, но он продолжает прыгать. Он тяжело плюхается мне на ногу, пока я лезу в карман за своей жвачкой.

— Райан, дай ему жвачку, — говорит Кристи.

— Свершилось чудо! — Райан протягивает жвачку Дэвиду. — Ты исцелен!

Дэвид разворачивает фантик, но внутри пусто. Он утыкается носом в мою рубашку.

— Исчезла!

— Козел! — кричу я на Райана так громко, что Дэвид начинает рыдать. — Убирайся подальше от нашего дома и забери свою дурацкую жвачку.

— Это же просто шутка.

Райан достает из пачки другую жвачку, но Дэвид так крепко в меня вцепился, что не может ее взять.

— Я дам ему свою, — рявкаю я.

— Пойдем, Крис, — говорит Райан. — Мне надо домой.

— Прости, Кэтрин, — произносит Кристи, бледнея. — Я тебе позвоню, ладно?

— Ладно.

Я тащу Дэвида по ступенькам в дом и не останавливаюсь, пока за мной не захлопывается входная дверь.

— Мама!

Я вижу в окно, как Райан размахивает руками, похоже, он что-то объясняет. Может, он пересказывает Кристи все гадости, которые я ему когда-либо говорила, умалчивая, почему и за что.

Кристи кивает, и это ее ничтожное «да» разом выбивает меня из седла.

— А жвачка? — спрашивает Дэвид.

Я разглядываю волосы у него на макушке.

Как он может быть таким безупречным снаружи и абсолютно исковерканным внутри?

Как яблоко, красное на вид, но мягкое и коричневое, стоит только надкусить.

— Можно мне?

Я достаю жвачку из кармана и кладу Дэвиду прямо на его безупречную макушку.

Он достает ее из волос. Я гляжу, как он разворачивает жвачку и запихивает ее в рот, бросив обертку на пол.

— Мусор кидают в помойное ведро, — говорю я. — Это правило.

— Прости, Квак.

Я отворачиваюсь, но краем глаза вижу, что Дэвид уже поднял фантик.

— Прости, Квак? — произносит он с нарастающей тревогой.

Дэвид пугается, когда ему не отвечают, и меня снова начинает мучить совесть, нашептывая: «Он старается изо всех сил».

Я должна взять себя в руки, иначе мне не избежать катастрофы. Лавина вины сорвется с горы и, сметая дома на своем пути, размажет меня по склону.

Я беру фантик:

— Ладно, Жаб.

— Кэтрин, — произносит мама. — Дэвид должен пользоваться своими словами, но он никогда этому не научится, если ты будешь провоцировать его повторять чужие.

Несправедливость — как удар в живот.

— Ты позволяешь ему все что угодно! — кричу я. — Ты всегда за него!

— Ему необходима моя поддержка.

И незачем так орать.

Я несусь в свою комнату и хлопаю дверью так, что Корица и Мускат забиваются в дальний угол клетки.

Открыв альбом на чистой странице, я начинаю писать, и буквы от нажима врезаются в страницу.

«Несправедливо». «Жестоко». «Ненавижу». «Катастрофа». «Гнусно». «Дразнить». «Стыдно».

Руки у меня дрожат. Они трясутся так сильно, что мой почерк становится неузнаваемым.

Я пытаюсь обессмыслить слова, сосредоточившись на буквах.

Четкое Б, круглое О.

«БОЛЬ».

Но мне не удается обмануть себя.

Я знаю, какой силой обладают эти слова. Голова опускается на руки.

Дверь скрипнула, но у меня нет сил поднять голову.

— Уходи, — говорю я.

Между рукой и щекой просовывается кассета.

— Мне жаль, Квак, — говорит Дэвид.

Чтобы он ушел, я вращаю кассету вокруг пальца — круг за кругом.

Дэвид кладет голову мне на плечо.

— Если бы Кристи была, а Райана не было, все было бы по-другому. Если бы мама не…

— Ты починила! — восклицает Дэвид.

Я смотрю на кассету. Пленка уже намотана.

Пока она проигрывается, я смотрю, как Дэвид шевелит губами, безмолвно воспроизводя каждое слово и каждую паузу одновременно с голосом Арнольда Лобела. Пальцы Дэвида колышутся, как травинки на ветру, послушные своему собственному беззвучному танцу.

— Ты кто? — спрашиваю я.

— Я Дэвид, — отвечает он.

Мама читает, а я делаю набросок сцены: под покровом ночи Гарри крадется по коридору. Я учусь рисовать перспективу, делая коридор уже с каждой новой дверью.

Я представляю, как Гарри поворачивает ручки дверей, чтобы выяснить, что они скрывают, и не замечает, что чем дальше он идет, тем ближе смыкаются стены.

Чтобы спасти его, я переворачиваю страницу.

Рядом со мной на диване лежит небольшая стопка белых карточек с новыми словами.

Дома я не сомневалась, что покажу Джейсону эти слова, но теперь начинаю думать: а что, если он скажет, что я эгоистка, которая зациклилась на своих проблемах и не способна понять, что Дэвиду — и ему самому — гораздо хуже.

— А сколько будет стоить перевозка? — спрашивает администратор по телефону. — А если мы возьмем две упаковки, скидку сделаете?

Я раскрываю рюкзак, чтобы проверить, не осталось ли у меня чистых карточек. Может, я еще успею сделать другие слова до появления Джейсона.

— Это довольно дорого за одну упаковку батареек для слуховых аппаратов, — говорит администратор.

Я кладу карточку поверх альбома, но, прежде чем я успеваю придумать слово, в дверь врывается Кэрол с ребенком на бедре.

— А на мосту была такая пробка! — обращается она через голову Джейсона к идущей следом миссис Морхаус. — Видимо, мост развели, чтобы пропустить корабль, и это именно в тот день, когда я и так всюду опаздываю.

Оправдание. Я записываю слово как можно быстрее.

— Так всегда и бывает, да? — Миссис Морхаус толкает кресло Джейсона через приемную прямо ко мне, и мама берет закладку, оставляя Гарри посреди коридора.

Джейсон улыбается. Его волосы вьются надо лбом и за ушами, но в глаза больше не лезут.

— Отличная стрижка.

Я запихиваю стопку карточек под себя.

Слишком. Коротко. Он кивает на карточку, что лежит у меня на коленях.