Ученик дьявола - Эдвард Марстон

— Прозвище вам очень идет.

— Мне нравится так думать, — весело расхохотался сэр Майкл. — Какая судьбоносная встреча нас ждет: Ведьма из Колчестера и Волшебник из Сильвемера — мы просто созданы друг для друга! Элеонора, все в точности так, как ты хотела. — Он взял супругу за руку. — Мы увидим новую пьесу, а у «Уэстфилдских комедиантов» будет новый театр — Главный зал Сильвемера.

— Теперь у них есть еще и новый ученик, — напомнила леди Элеонора. — Дэйви Страттон.

— Ах да, сын Джерома. Как мальчонка у вас осваивается?

— Честно говоря, сэр Майкл, не очень. — Николас переступил с ноги на ногу. — Мы взяли его с собой, потому что он знал дорогу до Сильвемера…

— И где же он?

— Мы не знаем, — признался Николас. — Дело в том, что Дэйви сбежал.

Стемнело. Дэйви Страттон, ехавший по лесу на своем пони, дрожал от холода. Ему становилось все страшнее: он заблудился. Деревья окутал мрак, и мальчику никак не удавалось отыскать знакомые тропинки, которые бы его вывели из чащобы. Дэйви начал подумывать, не вернуться ли назад, но быстро отбросил эту мысль — так он лишь зря потеряет время. Лес наполнился странными звуками, пони тревожился, вздрагивал от каждого шороха и тряс головой. Надо было скорее выбраться на дорогу. Дэйви ударил пятками в бока пони, подгоняя его, но лошадка лишь возмущенно взбрыкнула. Совсем близко, из подлеска, раздался протяжный тоскливый вой. Пони в ужасе попятился и вдруг рванулся вперед. Мальчик обеими руками вцепился в луку седла — пони понес в глубь леса. На всем скаку мальчик грудью налетел на ветку, и она, словно рука великана, вышибла его из седла. Дэйви упал на промерзшую землю и покатился.

Оглушенному мальчику потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Когда он медленно поднялся, все тело саднило и ныло. Казалось, лес стал еще темнее и страшнее. И не было даже пони, который смог бы унести его отсюда.

— Огонек! — слабым голосом позвал мальчик. — Огонек! Ты где? Вернись!

Но пони нигде не было видно. Дэйви даже представить не мог, куда тот ускакал. Неуверенно переставляя ноги, юноша двинулся по тропинке.

— Огонек! — продолжал он звать. — Ты где, малыш?

Единственным ответом был тот самый вой, который так напугал пони. Превозмогая хромоту, Дэйви старался идти как можно быстрее. Он остановился, лишь чтобы подобрать палку, которую можно было использовать и как опору, и как оружие против диких зверей. Теперь он остался с ними один на один. Он уже крепко пожалел, что бросил Николаса Брейсвелла и Оуэна Илайеса, — с ними он ничего не боялся, они были его друзьями. Они даже помогли ему вырваться из засады. Мальчик горько раскаивался, что подвел их, и понимал: то, что с ним сейчас произошло, — наказание за предательство.

«Ничего, надо взять себя в руки», — подумал Дэйви и снова двинулся вперед. Он продолжал звать пони, но надежда на то, что он отыщется, таяла все быстрее.

Когда Дэйви выбрался на прогалину, ему показалось, что он уже был здесь раньше: значит, он просто сделал по лесу круг! Мальчика охватило отчаяние. Он прислонился к старому ясеню, чтобы перевести дыхание и подумать, что делать дальше. Дикий вой снова огласил ночной лес, но на этот раз он прозвучал как будто дальше. Когда он стих, на смену ему откуда-то слева пришел звук, куда как более приятный и обнадеживающий: тихое ржание. Неужели Огонек? Мальчик воспрянул духом и пошел на звук. Вдруг ржание повторилось. Теперь было ясно, что ему не почудилось: где-то совсем недалеко его звал пони. Дэйви пустился бегом, так быстро, как позволяли ему ноющие ноги.

И ожидание его не обмануло. Под деревом стоял Огонек и, тыча носом в землю, искал травку. Расплакавшись, Дэйви кинулся к своей лошадке… но двое мужчин, выскочив из кустов, схватили мальчика; один из них зажал Дэйви рот.

— Тихо, пацан, — произнес он голосом, в котором не слышалось и тени жалости. — С нами пойдешь.

Марджери Фаэторн заключила мужа в жаркие объятия, потом, отступив на шаг, окинула его прощальным взглядом.

— Я буду скучать по тебе, Лоуренс, — вздохнула она.

— Тем радостнее будет наша встреча, любовь моя.

— Вечно ты это говоришь, когда уезжаешь.

— Потому что это правда, Марджери. — Он провел указательным пальцем по ее подбородку. — Чем дольше разлука, тем сильнее я тебя люблю. Прощание с тобой — каждый раз мука. Даже краткое расставание с любимой женой для меня сродни тяжелейшей утрате.

— Да ну? — недоверчиво усмехнулась Марджери. — Я ведь тебя знаю, Лоуренс!.. Да чего уж сетовать — знала, за кого замуж выходила.

— Ничего не поделаешь. Нам, актерам, постоянно приходится переезжать с места на место. Идем туда, куда зовет работа.

— Да я бы и не возражала. Главное, чтоб ты там не стал волочиться за юбками.

— Да как ты можешь такое говорить?!

— Ой, неужели тебе это в диковинку?

— Да зачем мне эти юбки, любовь моя?! — Лоуренс разыгрывал оскорбленную добродетель. — К чему мне кислые дикие вишни, когда в моей постели меня поджидает корзина отборной сочной клубники!

— Так вот, оказывается, кто я для тебя! — поддразнивала она. — Только сладкая ягодка!

— О нет, Марджери, конечно, не только. Ты для меня гораздо больше — жена, мать моих детей, возлюбленная, подруга сердца. Знаешь, что я тебе скажу? Если бы тебе не надо было смотреть за домом и детьми, я б тебя закинул себе на плечо и увез в Эссекс… — И, помолчав, добавил: — А может, и нет. Тогда бы мне стала завидовать вся труппа, а это, знаешь ли, отвлекает от работы.

После целого дня репетиций и долгой беседы с Эдмундом Худом Фаэторн наконец вернулся домой. Чудесные ароматы, тянувшиеся с кухни, подсказывали, что Марджери приготовила ему вкусный ужин, да и от самой супруги было глаз не оторвать. Фаэторн порой засматривался на других женщин и иногда, не в силах преодолеть соблазн, давал рукам волю, но сердцем и душой всегда был только с Марджери.

— У тебя все хорошо, Лоуренс? — спросила жена заботливо.

— Все просто великолепно. Мы трудимся не покладая рук, сегодня выдался просто замечательный день. Если, конечно, не считать Эдмунда, который вдруг раскапризничался.

— Эдмунд? Это на него не похоже. Насколько я знаю, по капризам у вас главный Барнаби.

— Барнаби для разнообразия решил побыть в хорошем расположении духа. Все благодаря доктору Пьютриду — персонажу, которого он играет в новой пьесе. Роль великолепная, сочная и хоть на время излечила Барнаби от его дурного нрава. Он в восторге от «Ведьмы из Колчестера». Чего никак нельзя сказать об Эдмунде.

— А что с ним?

— Видишь ли, мы ему поручили привести пьесу в должный вид.

— Так для такого таланта, как Эдмунд, это же плевое дело.

— Именно так он и полагал, — грустно рассмеялся Фаэторн, — пока не познакомился с автором, вечно недовольным адвокатом по имени Эгидиус Пай. Я видел его у Эдмунда и никак не мог понять, из какой мышиной норы выбрался этот субъект… Но не будем о нем. — Лоуренс махнул рукой. — Пай — лишь мелкая незадача. Я с ним разберусь.