Снайпер - Павел Яковенко

— Возьму, конечно.

Они улыбались. Им было весело. Теперь можно ходить по улицам, нормально учиться в школе, и знакомиться с мальчиками. Остальное их не очень волновало.

* * *

Супруги Воробьевы устроились на работу в Новопетровскую среднюю школу. Проблем с этим не возникло — в школе ощущался некомплект преподавателей. Другое дело — почему он возник — этот не комплект. Зарплата учителя не догоняла инфляцию, и отставание с каждым месяцем становилось все заметнее; и даже эту, фактически урезанную зарплату умудрялись задерживать на два, на три месяца. Воробьевым рассчитывать, кроме как на самих себя, было не на кого. Поэтому они страдали сильнее остальных. А девочкам хотелось одеться, хотелось погулять: они вступили в тот непростой возраст, когда материальные возможности родителей больнее всего сказываются на детях. И Ирина Николаевна страдала. После очередной двухмесячной задержки денег, когда они с мужем решали непростую проблему, что завтра будут есть, поздним вечером к ним в калитку постучали.

Муж накинул куртку, вышел во двор, но быстро вернулся с озадаченным видом.

— Там какой-то ханыга предлагает ящик левой водки по оптовой цене.

— По оптовой — это сколько?

— По десять тысяч за бутылку. Ящик — двести тысяч рублей.

— А так по сколько?

— Ну, левая — по пятнадцать тысяч.

— Значит, если ее продать, то получим сто тысяч сверху!

Они выжидательно посмотрели друг на друга. В глазах жены Валерий Сергеевич увидел отчаянную решимость.

— Зови его сюда, — приказала жена, и он подчинился.

При свете электричества человек с водкой ханыгой вовсе не выглядел. Это был молодой русский парень, улыбчивый и веселый. Он сам открыл бутылку, которую выбрали из ящика потенциальные покупатели, дал им на пробу, чтобы они убедились в качестве продукта, и сказал:

— Я к вам не зря пришел. Не к первым попавшимся… Просто я знаю, как сильно вы нуждаетесь в деньгах.

— Ну и что? — холодно перебила его Ирина Николаевна, давно изрубленное на куски самолюбие которой попыталось что-то изобразить.

— Да ничего. Просто я могу поставлять вам такие ящики постоянно. А уж реализация — ваша забота. Если сумеете заработать — хорошо. Я через месяц еще подойду. А самим искать меня не надо… Так берете?

— И все-таки я не пойму — почему именно к нам? Где здесь подвох?

— Я вам объяснять не буду… Берете или нет?

Воробьевы колебались: двести тысяч — это практически все, что у них оставалось. И все-таки они купили этот ящик. Уж больно выгодной показалась сделка: купить за двести, продать за триста — сто тысяч навару. Они клюнули. Тем более что очень хотелось хорошо поесть.

* * *

Ирина Николаевна заняла денег, оформила Свидетельство на право занятия предпринимательской деятельностью, и первый раз в жизни поздним вечером выехала на торговлю. Торговать они с мужем решили на придорожном рынке, который располагался на трассе федерального значения. Здесь было много людей, магазинов запчастей, мастерских, харчевен и прочей атрибутики придорожной жизни. На рынке бойко, особенно в ночное время, торговали из-под полы самопальной водкой. В эту активную деятельность решила влить Ирина Николаевна и свой труд.

В первый же вечер ей пришлось познакомиться с местным криминалом, который быстро и толково объяснил ей правила поведения на рынке для всех торгующих. Криминал представляли молодые люди разных национальностей, но примерно одного возраста. Ирина Николаевна морально была совершенно готова к этому, и не выражала никакого возмущения. Тем более что как начинающей ей сделали льготу: взяли всего двадцать тысяч рублей — цена одной бутылки водки, которой она собиралась торговать, прикрыв свой основной товар столиком с шоколадом, жвачками и безалкогольными напитками. В первый же вечер она продала пять бутылок. Это было прекрасно. Приехавший за ней утром на велосипеде с тележкой муж увидел безмерно уставшую, но очень счастливую жену.

— Валера, — сказала она. — Торговать можно. И даже нужно. Если так пойдет и дальше, то я брошу школу. Здесь живые деньги! И больше, чем я получаю за свои муки со школьниками.

Она радовалась как девочка, и муж не захотел остужать ее маленький праздник. А предложил ей отметить первый торговый день шампанским, вкус которого они забыли уже давным-давно.

Из Дневника Саши Куценко.

"8 сентября. Вчера отец отправил меня собрать яблоки, которые нападали за ночь. Я взял большое пластмассовое ведро, и пошел в конец двора, к моей любимице. Я не знаю ее сорта, и не надо, но яблочки у нее твердые, красные, с медовым вкусом, брызжущие соком. Даже в Дагестане на базаре не приходилось встречать яблок лучше.

Я подошел к яблоне, и через забор увидел девчонку, лет шестнадцати. Она развешивала белье на веревках, и стояла ко мне спиной.

Я забыл про яблоки, и принялся ее разглядывать. Ноги у нее были стройные и крепкие. Шорты подчеркивали все мягкие места. Пшеничные волосы прической каре. А когда она обернулась, я понял, что под майкой у нее нет лифчика. Она распахнула на меня свои темные глаза и сказала: «Ой», а я, как дурак, вытаращился на ее грудь.

Она бросила на землю таз со стиркой и сложила руки на груди: «Чего уставился!?».

Тут я опомнился и засмеялся. Она фыркнула, подхватила таз и ушла в дом. Пока я собирал яблоки, она вернулась: уже в лифчике.

Я спросил, как ее зовут. Она презрительно повела плечами, но ответила, что родители назвали ее Оксаной. Я представился без разрешения, объяснил, что теперь я ее сосед, недавно вернулся из армии. А потом сказал, что она очень красивая. Потом подхватил ведро с яблоками и ушел в летнюю кухню.

Она мне действительно понравилась, и не только из-за голых сисек.

12 сентября. У Оксанки есть еще младшая сестра Настя, но она темная, худенькая, угловатая: одно слово — малолетка. А с Оксанкой я здоровался каждый день через забор. И вчера она пригласила меня на дискотеку. Вот уж чего я не люблю, так это дискотек. Шум, гам, пьянь, дрянь. Не люблю.

Но с Оксанкой пошел. Наверное, она почувствовала мое отвращение, потому что мы ушли рано, долго гуляли по улицам. Разговаривали. Она, оказывается, беженка из Узбекистана, мать — учительница, отец — учитель. Все рассказывала мне про Ташкент. К русским относятся не лучше, чем в Чечне, поэтому основная масса оттуда уже сбежала. Прозябают.

А я шел и думал — она ведь еще в школе учится, а мне уже двадцать лет.

И все-таки она мне очень нравится.

Не нравятся мне двусмысленные улыбки родителей".

Ирина Николаевна бросила школу, и всецело отдалась торговле. Парень регулярно поставлял свою паленую водку, и по некоторым маленьким признакам умная женщина догадалась, что где-то не очень далеко отсюда, может быть, даже прямо на этой улице, есть маленький подпольный цех, где эту пакость разливают. Ей не было жалко тех людей, которые покупали у нее жидкую дрянь. В эти минуты она старалась думать о дочерях, о том, что эти деньги очень пригодятся ее семье.