Чудовище без красавицы - Любовь Хилинская

и бодрости, последние метры Люциус преодолел в несколько шагов и с облегчением внес неподвижное тело женщины внутрь избушки, зажигая магический светильник над головой и осматриваясь.

Да, похоже, со времен мальчишеских игр тут так и не был никто – нынешнее поколение Гердфортов заканчивалось на нем, а деревенские особенно играми не увлекались, помогая семье с младых лет в работе.

Уложив Алину на топчан, покрытый ветхим пыльным покрывалом, мужчина осмотрелся. Если ему не изменяет память, за домиком в сараюшке имелись дрова, чтобы разжечь печь.

Хотя немыслимо хотелось опуститься на пол и отдохнуть, он заставил себя выйти еще раз на улицу, захватив как можно больше поленьев за раз и занося их в дом.

Женщина лежала в том же положении, что он оставил ее, это было плохо. Надо осмотреть ее, но сначала следовало разжечь огонь, чтобы не тратить силы на обогрев, а потом уже спасать и лечить.

Составив четкий план действий, Люциус приступил к исполнению, и вскоре в печи трещали поленья, в закопчённом чайнике таял снег, а сам мужчина, закатав рукава, принялся стаскивать с Алины платок и ботинки, нахмурившись при виде распухшей посиневшей лодыжки. Глупышка оказалась без чулок, в каком-то странном белье, едва прикрывающем зад. В голове у Люциуса вспыхнуло воспоминание, что именно в этом ее подобрали в лесу, но сейчас было совершенно не до этого. Взяв двумя руками ногу женщины с ярко-красными ноготками, он принялся растирать ее, чтобы согреть, а затем бережно приподнял вторую, раненую, сканируя повреждения. Он не был целителем, но какие-то простые действия мог производить, и сейчас был уверен, что перелома нет, просто растяжение или разрыв связок, а это пройдет. Сейчас главное – согреть ее, привести в чувство, дать горячей воды внутрь, а все остальное потом.

Мужчина только сейчас понял, какое испытал облегчение, когда ресницы Алины дрогнули, а глаза чуть приоткрылись. С губ женщины сорвался стон, они скривились, из уголка правого глаза покатилась слеза.

– Холодно! – голос ее оказался сиплым. – Ты нашел меня!

Люциус молча кивнул, а потом скинул ботинки и лег рядом, прижимая к себе ледяную фигурку, обнимая ее и притягивая к себе. Домик, столько лет простоявший пустым, никак не хотел согреваться, изо рта шел пар, сырое покрывало не грело, и вскоре он и сам стал ощущать озноб. Раскинув тепловой полог на обоих, повернул Алину спиной и максимально вжал в себя, услышав довольный вздох. Так они лежали довольно долго, пока не стало теплее в комнате, дыхание у обоих не выровнялось, а постель не согрелась под их телами.

– Ноги горят! – пожаловалась Алина сипло. – Промерзли так, я думала, отморожу их напрочь. Сил идти не было.

– Тшш! – прошептал мужчина и зачем-то поцеловал ее в висок, а затем и в щеку.

В какой момент она повернула лицо и поймала его губы своими, он так и не понял, только в следующим миг рывком развернул ее и навис сверху, глядя в голубые глаза, потемневшие сейчас в отблесках пламени из печи.

– Согрей меня! – прошептала женщина, внезапно поднимая руки и обвивая за шею мужчину.

Он ощутил ее всю под собой, мягкую, словно плюшевую, и в следующий миг уже вновь накрыл ее чуть приоткрытые губы своими.

Алина ощущала жар в ступнях и кистях, который постепенно стал распространяться по всему телу, разливаясь волнами, исходящими от обжигающих губ, которые, казалось, были везде. Суровое чудовище оказалось ненасытным зверем, который буквально накинулся на нее, словно давно голодающий и добравшийся до пищи страдалец.

В какой миг ее платье оказалось на полу, она даже не поняла, оставаясь в одних трусиках и лифчике, смутившись и глядя на то, как Люциус, приподнявшись на локте, разглядывает ее чуть прищуренными глазами.

– Занятные вещицы! – заметил он со смешком, проведя подушечкой большого пальца по вершине груди Алины, торчавшей вверх словно вишенка на торте и просвечивающей сквозь нежное кружево белья.

Смутившись еще больше, она хотела прикрыться ладонью, но попытка успехом не увенчалась – ее руку перехватили и нежно поцеловали внутреннюю сторону запястья, а потом отвели за голову и строго цыкнули языком при попытке отнять ладонь.

– Просто расслабься! – хмыкнул Люциус, проводя кончиками пальцев от шеи женщины вдоль тела до самого края трусиков, потом подцепил их и потянул вниз, обнажая бедро и глядя, как открывается взору молочно-белая кожа без единого изъяна.

Это было удивительным, ведь он всегда думал, что женщины такой комплекции не могут быть привлекательными и хоть сколь-нибудь возбуждающими, но сейчас перед ним смущенно сжалась плюшка, скрестившая ноги и с пылающими щеками наблюдающая за ним своими синими глазищами. Она приоткрыла губы и еле слышно ахнула, когда ладонь Люциуса сместилась на внутреннюю поверхность бедра и чуть нажала, позволяя увидеть самое сокровенное.

– Плюшевая! – удовлетворенно цыкнул мужчина, вновь медленно ведя рукой вдоль тела Алины, вызывая в ней мурашки и ощущения пожара. – Мягонькая, словно булочка!

Везде, где касались кожи пальцы чудовища, тело женщины покрывалось мурашками, сердце гулко стучало, пуская стрелы возбуждения от низа живота в разные стороны, заставляя учащаться дыхание и пузыриться кровь в венах.

Откинув голову назад, она позволила себе чуть расслабиться, решив уже допустить Люциуса до всего своего тела и удовлетворенно вздохнула, когда горячая ладонь накрыла грудь, а затем лифчик оказался буквально сорван с нее, и уже вместо руки по нежной коже заскользил рот, потягивая, полизывая и покусывая.

Позвоночник прострелило огнем, тело выгнулось дугой, с губ сорвался стон и полувскрик, когда жадные губы сомкнулись вокруг соска.

– Люци! – вцепилась она руками в волосы чудовища, то ли пытаясь оттянуть его голову, то ли наоборот, вдавить посильнее.

Он вновь убрал ее руки за голову, зыркнул черными глазищами, насмешливо цокнул языком.

– Какая нетерпеливая плюшка! – заметил с иронией.

Он был до сих пор полностью одет, и сейчас начал медленно расстегивать камзол с рядом мелких пуговиц, аккуратно продевая их сквозь петли и глядя, как, закусив губу, за каждым его движением наблюдает жадным взором распростертая перед ним женщина. Она возбуждала его. Хотелось рвануть эти чертовы пуговицы, скинуть штаны и вторгнуться уже в жаркую влажную глубину тела Алины, ловя губами ее стоны и вскрики от каждого движения, но почему-то Люциус медлил. Ему нравилось наблюдать за разгорающимся нетерпением, он словно дразнил эту тяжело дышащую женщину и сам получал от этого удовольствие.

Наконец, с пуговицами было покончено. Отбросив камзол, Люциус поднялся с кровати, сбросил нижнюю рубашку, просто стянув ее через голову, а затем и брюки, отметив про себя, как расширились глаза Алины и прервалось дыхание. Ну да,