Прокаженный - Феликс Разумовский

Да уж… Выехав в тот же вечер и устав, как собака, он не отбил даже денег на бензин. Это со стороны кажется, что все так легко и просто. Катишь, мол, себе поближе к тротуару, а элегантные дамочки и семейные пары с детьми нетерпеливо машут тебе ручками. Нет, все не так. На дороге существует жестокая конкуренция, стремящихся заработать гораздо больше, чем желающих проехаться. Если, сорвавшись первым с перекрестка, не выйдешь на «крейсерский режим», то есть не будешь двигаться в среднем ряду достаточно близко к тротуару, это сразу же сделают другие. Селяви, кто не успел, тот опоздал. Можно, конечно, работать по-другому — «на отстое», у вокзалов и кабаков, но там все конкретно схвачено, а с криминальным элементом Сарычеву уж очень не хотелось иметь дело. Хватит, кушано достаточно…

Тщательно проанализировав первый безрадостный опыт, на следующий день майор уже часам к шести без особых проблем заработал на еду себе и на бензин машине. Он уже собрался поворачивать колеса в сторону дома, когда услышал неподалеку визг тормозов, затем глухой удар и понял, что произошло ДТП. Картина была впечатляющая — на пересечении проспектов Науки и Гражданского прямо в кабину пожарного автомобиля, несшегося с сиреной под красный свет, на полной скорости въехал ГАЗ 52-фургон. От удара деревянная будка «газона» сорвалась и упала на крышу «жигуленка», двигавшегося следом. А весила она…

«Ну, ексель-моксель!» — не раздумывая, Сарычев выскочил из «семака» и бросился к покореженной машине, но водительская дверь не открывалась, ее заклинило. Тогда, разозлившись, он выдавил лобовое стекло, залез в салон и первым делом выключил зажигание. Водителем оказалась дама средних лет. Ее лоб от левого виска до правой брови был глубоко рассечен, лицо сплошь запито кровью. «Да, голубушка, шрам тебе красоты не прибавит», — успело промелькнуть в голове у Сарычева, и опять что-то накатило на него.

Он вдруг ощутил себя — о, боги! — женщиной. Старой сгорбленной бабкой, желтой, как гриб рыжик, с морщинистой кожей и длинным крючковатым носом. В общем на лицо ужасная, добрая внутри.

— Во имя Отца, Сына и Святаго Духа… — зашептали его губы, а душа наполнилась божественным светом добра и справедливости. — Божья Матерь, животворящим крестом сво-им… — Он ощутил всеобъемлющую любовь и невыразимую силу креста.

— Живую рану срасти, кровяное русло останови… Внезапно откуда-то издалека донесся сиплый, пропитой голос:

— Ну как она там, теплая хоть?

Придя в себя, Сарычев увидел в проеме окна красную рожу санитара.

— Теплая, — машинально отозвался он и глянул на пострадавшую. Поперек ее лба тянулся свежий нежно-розовый шрам.

Ленинград. Развитой социализм. Среда

В заказнике было неуютно. Света не хватало, стеллажей тоже, многое было свалено прямо на пол — словом, бардак.

— Вот здесь, Юра, посмотри. — Наталья Павловна аккуратно, чтобы не испачкаться, встала на стремянку, и, глядя на ее плотные, хорошо развитые икры, Титов сразу вспотел.

Сегодня она выглядела на редкость элегантно. Короткое платье «сафари» мягко облегало фигуру, а ноги в туфлях-лодочках на высоком каблуке, казалось, росли прямо из подмышек. «Интересно, в койке она так же хороша?» —Аспирант сглотнул слюну и подошел к указанному стеллажу поближе. Стараясь не дышать поднявшейся пылью, он встал на цыпочки и потянул сверху узел с шаманским барахлом.

— Фу ты, грязища какая. — Вздернутый носик Натальи Павловны сморщился, однако она с интересом присела рядом со свертком, и Юра заметил, что коленки у нее круглые и розовые. Говорят, что это верный признак жгучего темперамента у женщины…

Когда достали саамский бубен, сразу стало ясно, что хозяин его был «очень сильным» нойдой. На поверхности камлата красной краской был нарисован знак верховного бога Юмбела, с ним могли общаться только самые могущественные шаманы.

— А ты знаешь, Юра, что обод бубна сделан из дерева, растущего «посолонь», то есть по движению солнца, с востока на запад? — Наталья Павловна дотронулась до поблекшего от времени изображения богини земли Маддер-Акке, а Титов еле сдержался, чтобы не обнять ее. Прижаться губами к этой шее, ощутить руками упругость бедер, груди… Эх…

Внезапно в голову ему пришла свежая мысль. Не стесняясь недоуменного взгляда научной сотрудницы, он скинул рубаху и, с гордостью обнажив мускулистый торс с хорошо прочеканенными грудными мышцами, принялся обряжаться в пропыленную шаманскую парку.

— Что это с тобой, Юра? — Наталья Павловна улыбнулась не то испуганно, не то игриво, а он тем временем поднялся, повесил на грудь ожерелье из когтей и зубов медведя, принесенного в жертву Маддер-Акке, таинственно округлил глаза…

— Камлать буду. — Он положил специальное кольцо «арпа» на изображенный в центре знак бога солнца Пейве, взяв в руку колотушку из оленьего рога, принялся бить в бубен, двигаясь и подпевая подобно нойде из норвежского фильма о лапландских саамах. Что-то во всем этом было очень сексуальное…[34]

— А ничего у тебя получается, — Наталья Пазловна внезапно покраснела и звонко расхохоталась. — Тебя бы в мужской стриптиз.

Похоже, все происходящее ей очень нравилось…

— Глаза мне завяжи. — Юра указал подбородком на ветхую от времени полоску замши. — Потуже.

— Как скажете, кудесник. — Научная сотрудница подошла вплотную и ловко закрепила повязку:

— Ну ты, Юрка, и хорош теперь.

Титов ее уже не слышал. Он вдруг понял, что начинает чувствовать неясный пока ритм, пение его сделалось пронзительным, а звуки, казалось, рождались не в горле, а выходили прямо из живота. Несмотря на завязанные глаза, он увидел разливающийся вокруг свет. В этом свете он все видел иначе — стеллажи, экспонаты, Наталью Павловну. Ухмыльнувшись, он вдруг заметил, что она беременна. Тем временем далекие удары камлата в чьих-то могучих руках приблизились, и, двигаясь сообразно с ними, Юра ощутил, как на него с бешеной скоростью надвигаются бескрайние, сверкающие под солнцем просторы тундры, над которой великий Айеке-Тиермес гонится за огромным золоторогим оленем Мяндашем. Подобный вихрю танец неожиданно прервался, и, обессилев, аспирант неподвижно вытянулся на грязном полу, чувствуя, как он стремительно переносится сквозь прозрачные воды Сеид-озера куда-то глубоко под землю. Он не слышал, как вскрикнула научная сотрудница, как, громко стуча каблучками, побежала звать на помощь. Он беззвучно двигался по Ябме-Акка-абимо — стране Матери-Смерти, где праведно живут души добрых людей. Быстро миновав рай саамов, он очутился возле мрачного спуска, окруженного остроконечными черными базальтовыми скалами, и, мгновенно оказавшись в еще более глубинном царстве смертоносного Рото-Абимо, своими глазами узрел невыносимые муки тех, кто прожил свою жизнь во зле. Грешники медленно замерзали в студеных водах бездонных адских озер, страшный оборотень Тал огромными когтями сдирал кожу с их голов, ужасные упыри-равки грызли железными зубами их кости, и постепенно их сердца превращались в осколки льда. От созерцания чужих страданий аспиранта оторвал громоподобный, похожий на звук водопада голос. Обернувшись, он увидел горящие кровавым огнем глаза самого Рото-Абимо.