Дары Пандоры - Майк Кэри

Солдат опять остановился. Паркс ждал, давая ему время собраться с мыслями. Ясно, что он болезненно воспринял этот случай, но это часть работы Паркса – выслушивать иногда исповеди. Галлахер один из самых «зеленых» рядовых. Если он и родился до Катастрофы, то молоко на его губах до сих пор не обсохло. Нужно делать поправку на это.

– Через десять секунд я снова заскочил в заросли, – сказал Галлахер, – и обернулся, но ничего не увидел. Зато услышал крик. Один из юнкеров, скорее всего. Этот страшный вопль очень долго не прекращался. Я замер. Может, вернуться, подумал я, но тут же прямо за мной выскочил голодный, и мне пришлось ринуться вперед.

Галлахер пожал плечами.

– Мы выполнили задание. Теп и Барлоу установили ловушки прямо на финишной линии. Голодные заскочили в них и застряли в колючей проволоке, тут их и расстреляли.

– Бензин или известка? – спросил Паркс. Он не удержался, потому что говорил Нильсону не использовать бензин для обычных зачисток, но начальник хозснабжения продолжает выписывать по десять галлонов на таинственные нужды.

– Известка, сэр, – обиженно пробормотал Галлахер. – Там яма на дороге, мы ее выкопали еще в апреле. Даже наполовину не заполнили еще. Мы покидали трупы в нее и сверху высыпали три мешка известки, так что даже дождь не повредит им.

Эта чисто рабочая чепуха приободрила Галлахера немного, но он вновь стал мрачным и вернулся к своей собственной истории:

– После того как мы закончили, мы пошли обратно к изгороди. Вожак и один из тех двух лежали на земле, там же, где раньше стояли. Их сильно покусали, но тела продолжали сотрясать конвульсии. Главный внезапно открыл глаза, и я начал осознавать, что… – Галлахер поймал себя на том, что опять скатывается к канцелярскому языку, остановился и начал сначала: – Он плакал кровью – так иногда бывает, когда гниль только попадает в тело. Очевидно, что они оба были заражены.

Паркс бесстрастен. Он уже догадывался, что кульминация близится.

– Вы прикончили их? – намеренно грубо спросил он. – Называйте вещи своими именами.

Нужно заставить Галлахера не видеть в этом ничего личного. Сейчас это ему не поможет, но через некоторое время должно стать легче.

– Барли – рядовой Барлоу – отрубил им головы мачете, что взял у второго.

– Маска и перчатки были надеты?

– Да, сэр.

– Вы забрали их снаряжение?

– Да, сэр. Пистолет был в отличном состоянии, к нему мы нашли сорок патронов в одной сумке. Бинокль немного треснул, если по правде, но у вожака была еще рация. Нильсон считает, что ее можно перенастроить для работы с нашими низкочастотными передатчиками.

Паркс кивает в знак одобрения.

– Вы хорошо выкрутились из сложной ситуации, – сказал он Галлахеру, ни капли не сомневаясь в своих словах. – Если бы вы остановились как вкопанный после того, как выбрались из зарослей, гражданские все равно бы погибли, и скорее всего, утащили бы и вас за собой. Это лучшее, что вы могли сделать.

Галлахер молчал.

– Подумайте, – настаивал Паркс, – эти юнкеры были меньше чем в миле от нашего периметра, вооруженные и с необходимым снаряжением для наблюдения. Как бы там ни было, но это точно не обычная прогулка на свежем воздухе. Вы дерьмово себя чувствуете сейчас, рядовой, но то, что случилось с ними, – не ваша вина. Даже если бы они были белыми и пушистыми (и не наставляли на вас оружие). Юнкеры сами предпочитают жить за оградами и должны понимать все риски, связанные с этим. Иди и напейся. Можешь затеять драку с кем-нибудь. Выжги это изнутри. Но не трать ни одной проклятой секунды ни своего, ни моего времени на чувство вины о такой ерунде. Брось нищему монету и двигайся дальше.

А теперь забудь об этом.

– Есть, сэр.

Рядовой отдал честь. Чаще всего здесь никто так не делает, но это его способ сказать спасибо.

Правда в том, что Галлахер, может, и «зеленый», но далеко не худший из этой равнодушно-убогой толпы солдат, и Паркс не может позволить ему присоединиться к ходячим мертвецам. Если даже парень сам убил юнкеров, срезал с них кожу и сделал из нее воздушный шар в виде таксы, Паркс все равно сделает все возможное, чтобы придать этому бесчинству позитивный оттенок. Потому что его люди здесь – единственно важное для него.

Где-то в глубине он думал: юнкеры? На пороге моего дома?

Как будто ему было больше не о чем беспокоиться.

Неделя тянется медленно и неумолимо. Три дня мистера Виттакера подряд погрузили класс в летаргический сон.

Случайно или нет, но сержант держится подальше от Мелани. Его голос по-прежнему кричит транзит по утрам, но когда ее выкатывают из камеры и привозят обратно, самого сержанта не видать. Каждый раз она с нетерпением ждет его появления. Она готова вновь сразиться с ним, сказать, что ненавидит его, и бросить ему вызов, чтобы он опять причинил ей боль в ответ.

Но он не попадает в ее поле зрения, и она вынуждена проглатывать свои желания, как делает крыса или кролик, когда не могут безопасно родить.

Пятница, день мисс Джустин. Как правило, это причина искренней и бурной радости. Но на этот раз Мелани боится и волнуется. Она чуть не съела мисс Джустин. Что делать, если она сердится на нее за это и больше не любит?

Начало урока ни капли не успокоило ее. Мисс Джей пришла грустная и задумчивая, погруженная в себя настолько, что прочесть ее эмоции почти невозможно. Она сказала доброе утро всем сразу, а не каждому ученику в отдельности, как раньше. Никакого зрительного контакта ни с кем.

Большую часть дня она задавала детям односложные вопросы. Потом села за свой стол и начала записывать ответы детей в большой блокнот, пока все решали задачи по математике.

Мелани почти не думала о примерах, которые решила за пару минут. Они были очень простые, большая часть вообще решалась в одно действие. Ее внимание было сосредоточено на мисс Джустин, и, к несчастью, она тихо плакала во время работы.

Мелани отчаянно пыталась придумать, что сказать. Что-то, что могло бы утешить мисс Джу или, по крайней мере, отвлечь от ее горя. Если ее так печалят записи в блокноте, они могут переключиться на что-нибудь попроще и повеселее.

– Может, мы займемся историей, мисс Джустин? – спросила она.

Мисс Джустин, кажется, не услышала. Она продолжала подводить итоги теста.

Кто-то из детей заерзал, кто-то тихо вздохнул (и сказал «ай»). Они видели, что мисс Джустин грустно, и явно считали, что Мелани не стоит ее беспокоить своими корыстными просьбами. Но Мелани не сдается. Она уверена, что класс может сделать мисс Джустин снова счастливой, стоит ей только заговорить с учениками. Ее собственные счастливые времена были всегда на уроках, так почему же они не могут быть счастливыми и для мисс Джустин?

Она попробовала еще раз.