Франц, или Почему антилопы бегают стадами - Кристоф Симон

Обычно Пегги разговаривала со мной (и со всеми другими) на свою любимую тему – о Голливуде – и заключала пари, кто из актеров в каком фильме сыграет и какие будут кассовые сборы. Я смотрел только то кино, что показывали по телевизору на первом канале. Один раз я хотел поспоритьс ней на пять франков, что кристальная репутация Майкла Корлеоне в начале «Крестного отца», возможно, дело рук Вито, ведь на последней встрече дон признается, что надеялся увидеть Майкла в сенаторском или губернаторском кресле. Пегги разозлилась и сказала, что на сценаристские заморочки она не спорит. Забрала пять франков и даже не высказала своего мнения.

Пари на оценки – это было что-то новенькое. От Пегги всего можно ожидать.

– Есть у меня одна темная лошадка – по франсу и матике вполне может побить Йоханна Ферри. Но по музыке и биологии толстяка никто не переплюнет – там я ставлю на него. Правда, сейчас он сдает позиции. По музыке ставки три к одному. – Пегги сделала озабоченное лицо.

– Если хочешь совета, я думаю со ставками на Йоханна лучше повременить, – сказал я. – Из-за этого несчастья с завхозом он сейчас сам не свой… – Я откашлялся. – Но ничего, Эрйылмаз поправится.

– Вот и отлично. – Пегги выдержала приличную паузу, потом схватила меня за руку и насмешливо улыбнулась.

– Как у тебя с музыкой, Франц?

– Ты заключила пари?

– На тебя я не ставила, если ты об этом. Просто любопытно. Разобрался уже с нотами?

– Да вообще без проблем, – сказал я.

Пегги все не отпускала мою руку.

– Ладно, тогда скажи, как выглядит пауза в одну восьмую.

– В одну восьмую?

– Да, в одну восьмую.

– Не хочу об этом говорить за кофе. Тоску нагоняет.

Пегги наградила меня своей сладчайшей улыбкой.

– Теперь я знаю, на кого ты похож.

Она назвала какого-то актера и придвинулась ко мне ближе, так что мы оказались с ней живот к животу. Я застыл на месте, будто девчонка, которая, заскочив в туалет, увидела перед собой писсуар.

– Погоди, Пегги, по-моему, это довольно странно…

У меня случилась эрекция, шум в ушах, и я покрылся потом.

Пегги положила ладони мне на бедра. Наверняка есть мужчины, которые о таком мечтают.

– Черт побери, Пегги! Это уж… – я подыскивал слова, – интимность какая-то.

Я почувствовал на лице ее дыхание и раскрашенные губы.

– До сих пор ты вел себя хорошо, Франц. Не хочешь и дальше быть хорошим мальчиком? – томно прозвучал ее голос.

– Знаешь, как говорят у нас дома? – спросил я как можно таинственнее. – Золото – клад, деньги – прах.

Я услышал эту фигню в какой-то радиодискуссии про распродажу золотых резервов и, само собой, запомнил.

Пегги перестала меня лапать и убрала руки.

– Знаешь, Франц, когда-нибудь…

Нас разделила группа десятиклассников. Они окружили Пегги, что-то тараторили и набивали кофейный автомат мелочью (наша маленькая ферма).

Удобный случай, чтобы отнести пластиковый стаканчик к мусорному ведру для пластиковых стаканчиков.

Пегги крикнула мне вслед:

– Когда-нибудь, Франц, найдется девушка, которая будет не прочь заняться с тобой чем-то кроме дурачеств. – Она на меня не злилась, просто подсмеивалась. – Обещай, что не станешь вырываться и постараешься не умереть со страха. Хорошо?

«Заставь его бегать по потолку, можешь даже взгреть хорошенько, если понадобится!» Интересно, подобная чуть только с похмелья в голову приходит, или он подцепил это, когда подтягивал болты в кресле у школьного психолога.

Как бы то ни было, Йоханн чувствовал себя обязанным помочь мне с музыкой, и я согласился. Блокфлейту распотрошил Эм Си Барсук. Бамбук не взошел. Может быть, Йоханну удастся сделать из меня специалиста по Гершвину. Не зря же он на концертном рояле в музыкальном зале наяривает. На все про все у него оставалось двенадцать дней. Цели Эрйылмаза, заварившего всю эту кашу, конечно, были более долгосрочные. Связать братскими узами Йоханна-умника и меня – дылду с лицом глупого актера. Не знаю уж, что, по его мнению, должно было получиться из такой смеси (прототип гимназиста? супруга американского президента?), но для меня долгосрочной целью было поддерживать у Эрйылмаза хорошее настроение. Йоханн, Эрйылмаз и я составляли трио, в котором каждый взял шефство над двумя остальными. Дурдом, одним словом.

Йоханн поймал привычным жестом такси, по пути мы заехали за продуктами. Набили целую картонную коробку – свежие овощи, рис, жареная индейка, вино, шварцвальдский торт и несколько луковиц для Эм Си Барсука.

– Пусть барсук тоже торт ест, – великодушно предложил Йоханн.

– Он не любит вишни, – возразил я. – Никогда раньше не встречал итальянца, которого бы звали Йоханн.

У Йоханна не было секретов.

– Это из-за отца. Его тоже звали Йоханн. Турист-дайвер из Германии. У них была любовь с моей матерью, а потом он не смог выбраться из подводной пещеры. Все на том несчастном острове, где Эрйылмаз… – Йоханн запнулся. – Жители острова прогнали мою мать, после того как у нее родился я – внебрачный ребенок.

– Несчастные католики.

– Она эмигрировала в Швейцарию. Меня, конечно, привезла с собой. Тут она вышла замуж за моего отчима. Я могу выковырять вишни из торта, чтобы барсук его ел.

– Кто у тебя отчим?

– Глава окружного управления. Еще ему принадлежат несколько предприятий, которые выпускают детали для военной промышленности. Дома почти не бывает. Я даже не помню, какого цвета у него волосы.

– А мать?

– Этого я вообще-то не должен рассказывать. Она занимается местью своей родной деревне. Метр за метром скупает остров, приводит в запустение поля, закрывает рыбоконсервные заводы. Доводит жителей до нищеты или вынуждает переселяться на материк. Строит коттеджи, где кроме домработников и Эрйылмаза… – Он снова запнулся. – Сверните вон там.

– А твое воспитание предоставили холодильнику. – А?

Вилла Йоханна в Оберхофене-ам-Тунерзее была просто шик – величественная громадина.

Всяческие признаки жизни нежелательны. Кроссовки снять у ворот и припарковать на стоянке для малолитражек. Идти только по гравийной дорожке. Ступать тихо! Иначе можно испугать розы! У входа проверить, заправлена ли рубашка в штаны и застегнута ли ширинка. Надеть войлочные туфли. Запах изо рта, кожную сыпь, наследственные заболевания и кишечные газы просьба сдать в гардеробе.

Вот такая шикарная вилла. Не иначе ее проектировал придворный архитектор французского короля, а возводили не меньше трехсот рабов. Мы вошли. Всюду картины, статуи, гобелены, арбалеты…