Король - узник Фантомаса - Марсель Аллен

— Но она по крайней мере хорошенькая?

С невозмутимым выражением лица служащий «Рояль-Паласа» пропустил вопрос мимо ушей. Он привык общаться с высокопоставленными клиентами и взял себе за правило: никогда не отвечать на фамильярность клиента, какие бы вольности тот себе ни позволял. Поэтому он церемонно поклонился и почтительно ответил:

— Я позволю себе ввести мадемуазель Мари Паскаль к Вашему величеству.

С тех пор как он стал королём и вынужден был принимать всякого рода неожиданных посетителей, Фандор придумал маленькую хитрость. Он предоставлял посетителю ожидать в салоне, а сам, спрятавшись в соседней комнате, служившей ему рабочим кабинетом, наблюдал за пришедшим через стоящее в углу зеркало-трюмо. Таким образом он мог подготовиться к встрече и оградить себя от всяких неожиданностей.

Едва он увидел в зеркале вошедшую в салон Мари Паскаль, как невольно воскликнул про себя: «Какая хорошенькая!» И он придвинулся поближе к зеркалу, чтобы получше рассмотреть тонкие черты лица той, которой через несколько минут предстояло стать его собеседницей. Она была действительно очаровательна, со своими большими голубыми глазами, с белокурыми волосами, вьющимися на висках, со своей изящной фигурой и скромным, но безукоризненным туалетом.

— Чёрт возьми! — проворчал Фандор. — Это как раз то, что мне сейчас необходимо, чтобы скрасить мои безрадостные дни… а может быть, и ночи. В моём положении никто не сможет меня упрекнуть, если я позволю себе маленькую интрижку… Если только я сумею деликатно взяться за дело, а девушка не окажется слишком пугливой… Это будет просто волшебная сказка!

Однако он должен был оборвать свои мечтания. Всё это было, конечно, очень заманчиво, но при одном условии: если ожидавшая в салоне Мари Паскаль не знала в лицо настоящего короля, назначившего ей аудиенцию. Сам факт назначения аудиенции свидетельствовал о том, что между ней и королём уже существовали какие-то отношения. Что это были за отношения? — спрашивал себя Фандор. И вместо игривых мыслей в его голове закружились тревожные предположения.

Фандор принял решение, никак не способствовавшее осуществлению его амурных мечтаний. Чтобы по возможности скрыть своё лицо, он, кроме шарфа на голове, соорудил себе повязку якобы по причине зубной боли, закрыв себе таким образом три четверти физиономии, а на нос водрузил тёмные очки.

«Если и в таком виде я сумею произвести впечатление на красотку, — подумал он, — сомнений не будет: результат надо будет отнести никак не на счёт моих личных достоинств, а исключительно на счёт моего королевского титула!»

И Фандор вошёл в салон.

Мари Паскаль, увидев своего августейшего собеседника в столь неприглядном виде, с повадками мольеровского больного, не могла скрыть удивления, но быстро овладела собой. Повинуясь молчаливому жесту хозяина, она робко присела на краешек кресла, не решаясь поднять глаза. Фандор молчал, боясь совершить какую-нибудь оплошность. Пауза затягивалась.

— Я слушаю вас, мадемуазель, — сказал наконец Фандор так тихо, что сам едва услышал звук своего голоса.

Румянец волнения окрасил нежные щёки посетительницы, и она торопливо заговорила, по-прежнему не поднимая глаз и как будто рассказывая затверженный урок:

— Я решилась прийти к вам… извините… к Вашему величеству… чтобы выразить всю мою признательность в связи с кружевами, которые вы… то есть, Ваше величество изволили мне заказать.

Смущение молодой девушки забавляло Фандора. Он решил вести себя, как благосклонный монарх.

— Нет необходимости, мадемуазель, поддерживать этот протокольный этикет, — сказал он. — Обращайтесь ко мне, как к обыкновенному смертному.

Мари Паскаль покраснела ещё сильнее, но вздохнула с облегчением. И снова стала повторять слова благодарности.

— Ну что ж, мадемуазель, — прервал её Фандор, — пришлите мне ещё партию ваших кружев, мне будет приятно…

Мари Паскаль вздрогнула, и её глаза округлились от удивления.

— «Кажется, я сморозил что-то не то…» — подумал журналист. Но тут же он понял, с чем было связано смущение его собеседницы.

— А кому я должна послать эту новую партию? — спросила она. — Её Величеству королеве?

— Конечно! — ответил Фандор, не моргнув глазом.

Молодая девушка, которая, казалось, немного успокоилась, спросила, осторожно взглянув на мнимого суверена:

— А как насчёт оплаты?

Фандор с трудом сдержал улыбку. Он подумал: король ты или нет, а денежки надо держать наготове. Как ни была смущена прелестная кружевница, но видно было, что головы она не теряла. И пока так называемый король, благодушно откинувшись в кресле, с удовольствием рассматривал свою собеседницу, она поднялась с места, приблизилась к нему, без соблюдения всяких правил этикета, и, слегка побледнев, вдруг сказала:

— Сир, извините меня… Сир, это не вы!..

«Ну вот! — подумал Фандор, нервно выпрямляясь в кресле. — Этого я и опасался! Она заметила, что перед ней не настоящий король Гессе-Веймара, а самозванец, обманщик…»

Но журналист ошибался. Достаточно было посмотреть на Мари Паскаль, взволнованную, трепещущую, готовую разрыдаться, чтобы понять, что она и не думала разоблачать сидевшего перед ней, что мысли её имели совсем другое направление.

— Сир, — прошептала она едва слышно, — я донесла на вас…

Опустившись на колени и ни за что не соглашаясь подняться, она рассказала мнимому королю обо всём, что произошло: о том, как к ней приходил полицейский следователь, и о том, что она ему сообщила…

Охваченный крайним волнением, Фандор вскочил и заходил по комнате. Из рассказа Мари Паскаль он понял, что она была единственным живым свидетелем, могущим подтвердить, что Сюзи д'Орсель была убита.

— А как выглядел комиссар полиции? — спросил он. — Высокий, широкоплечий, лет за сорок, с седеющими волосами? Без усов, гладко выбритый, да?

— Да, он был именно таким, как Ваше величество описало его.

«Так и есть! — радостно подумал Фандор. — Это был Жюв…»

— Мари Паскаль, — сказал он мягко, — я прошу вас чистосердечно ответить на мой вопрос… После того как вы фактически обвинили меня… меня, короля!.. в чудовищном преступлении, почему вы внезапно передумали, пришли ко мне и стали уверять, что убеждены в моей невиновности? Вы должны были иметь для этого очень серьёзные основания… более серьёзные, чем мимолётное чувство симпатии…

Мари Паскаль улыбнулась сквозь слёзы:

— О сир! Не спрашивайте меня о чувствах, которые я к вам испытываю! И не говорите мне о симпатии…

У Фандора ёкнуло сердце, когда он услышал эти слова. Но молодая девушка сама оборвала фразу и изменила её направление:

— Для того чтобы поверить в вашу невиновность, у меня появились веские основания, неотразимые доказательства…