Вино в потоке образов. Эстетика древнегреческого пира - Франсуа Лиссарраг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Варианты подобных надписей интересны своим разнообразием. В них всегда встречается глагол khaire, который мы переводим как «веселись», но это еще и самая распространенная формула приветствия. Она вполне уместна на симпосии, участники которого стремятся получить удовольствие и наслаждение; этот термин использует поэт Феогнид, чтобы высказать радостное отношение к происходящему:
Выражение Феогнида встречается почти слово в слово на одной чаше, где написано [47 a]:[142] khaire kaipiei eu, «веселись и пей вволю». Примечательно употребление наречия eu; французские выражения «bien boire» (пить в меру) и «boire bien» (пить вволю) не являются синонимами; греческое выражение подразумевает оба эти значения, а приглашение выпить содержит моральный оттенок, который нельзя не отметить: пить в меру, не злоупотребляя. Вспомним приготовления к пиру у Ксенофана и наставления Диониса в комедии Эвбула.[143]
47. Надписи на чашах малых мастеров, вторая половина V века.
48. Сианская чаша; ок. 550 г.
В других случаях выделяется адресат, su [47 b, с], или отправитель сообщения – чаша, которая говорит от первого лица, те [47 d]. На некоторых сосудах художники комбинировали разные типы надписей: подпись гончара Фрина, за которой следует приветствие [47 е] или же предложение выпить и эротический возглас [47 f].[144]· Слово kalos в одном случае даже употребляется в отношении сосуда, который присваивает себе этот эпитет [47 g] · kalon eimipoterion, «я красивый сосуд[145]». На другой, единственной в своем роде чаше, написано только одно прилагательное komatös, которое можно понять как указание на контекст использования этого сосуда, «праздничный сосуд», или, скорее, как эпитет Аполлона, редкий, но все же встречающийся, – Аполлон Комей [47 h].[146]
Игровой диалог между сосудом и пирующим помещает предмет в определенную обстановку и заставляет его функционировать в соответствующем контексте, то есть в контексте симпосия. Бывает так, что художник решает поместить себя в другой контекст, связав себя с моментом, предшествующим началу истории сосуда. На чаше, увенчанной плющом [48],[147] мы читаем khaire kai prio men, «здравствуй и купи меня» – и оказываемся в роли покупателей в гончарной лавочке; но орнамент чаши, венок из плюща, уже намекает на контекст ее употребления в будущем.
49– Фрагмент краснофигурного кратера; т. н. художник Клеофрада; ок. 500 г.
Лингвистические возможности такого рода надписей разнообразны и многочисленны; художники сумели использовать все богатство этих возможностей, положив начало длинной традиции говорящих сосудов. Приведем в конце замечательный пример этой графической изысканности – графической в обоих смыслах греческого глагола graphein, означающего одновременно и «писать», и «рисовать». На фрагменте одного кратера [49][148] рядом с персонажем, играющим на флейте, был изображен пирующий, от которого осталась лишь протянутая чаша. А на ней буквы: (kh)aire, «веселись». Обращение чаши к тому, кто из нее пьет, переадресуется, становясь обращением самого кратера, на котором и изображена эта чаша, к реальным симпосиастам. Вставное изображение, как будто бы возведенное в квадрат, функционирует одновременно и в художественном пространстве, на поверхности сосуда, и в пиршественном пространстве, сосредоточенном вокруг кратера, – неким подобием маленького спектакля, существующего как в визуальной, так и в вербальной сфере.
Игровое воображение греков отнюдь не сводится к тем проявлениям, которые мы только что проследили. Помимо говорящих сосудов, которые вступают в диалог с симпосиастами, игр с пластической формой и росписью, сюрпризов, которые таятся внутри сосудов, существует еще целый ряд игр, которые ведутся не ко объектах, а с объектами. И действительно, на симпосии винная утварь может использоваться не по прямому назначению, а для выполнения разнообразных упражнений на ловкость и равновесие.
Бурдюк, askos, изготавливается из мягкой кожи, из вывернутой наизнанку овечьей шкуры, текстура которой иногда сохраняет следы окрашивания [25]. · В «Киклопе» Еврипида бурдюк – это чудесное вместилище для вина, с помощью которого Одиссей перехитрит своего противника. Киклопу, чудовищу-людоеду, который пожирает спутников Одиссея и знать не знает о культуре вина и дарах Диониса, известны только кратеры для молока. Одиссей, задумав ослепить Киклопа, впервые дает ему попробовать вина, но не говорит, как его надо пить; и вот опьяневший и повеселевший Киклоп открывает для себя Бахуса: