Король Запада - Лариса Акулова

примерная ученица. Раад даже радуется, что та сейчас не может говорить, помолчать в таких ситуациях полезнее.

— Не трогай меня! — внезапно теряет всю свою напускную уверенность Дота, визжит, как свинья в хлеву, пытается встать, но одним слабеньким толчком в грудь л’Валд отправляет её обратно. — Пусти! Не имеешь права, я — собственность ал’Сандров!

— Которые мертвы, — издевательским тоном шепчет мужчина, напоминая об очевидном. — И ты, судя по всему, что-то об этом знаешь. Куда больше, чем пытаешься показать. Вряд ли захочешь говорить, так что я и спрашивать не буду. И разрешение мне твое не нужно, чтобы докопаться до самых сокровенных мыслей.

Умная девчонка сразу понимает, что её ждёт. Дёргается уже куда активнее, но силы не равны. Когда же Раад кладет пальцы ей на виски, служанка закрывает глаза и одновременно с этим захлопывает ворота своего разума, не давая проникнуть мужчине в свою голову.

Где она научилась ставить блок, л’Валд даже помыслить не может, но он такой мощный, что тот понимает — девочку кто-то старательно обучил, различив феноменальный талант. «Ты в безопасности. Ты не боишься. Ты в своих самых сладких мечтах», — старательно убеждает её Раад, но это слабо помогает. Тогда он решает действовать более кардинально, направляя свой разум уже напрямую туда, где стоит самая сильная защита. Бьет по этому месту, словно молотом по наковальне, и наконец добивается результата.

Перед глазами мужчины сразу начинают мелькать картинки чужих воспоминаний.

Девочка смотрит, как пожилая женщина сортирует травы, собирая их в пучки.

Непроходимый лес древних деревьев, таких высоких, что ни единый лучик солнца не может пробиться сквозь их кроны.

Мужчина на вечернем лугу, чье лицо скрыто за пламенем костра.

В этот момент Раад чувствует сопротивление Доты, почему-то воспоминание о луге она не хочет показывать. Боится, что та спечется, если он ещё больше сил приложит, но иного выхода не видит. И вновь череда воспоминаний.

Лохань, полная воды, и крики вокруг.

Огненный вихрь над головой, рёв кого-то огромного и ужасающего.

Снова мужчина на лугу у костра.

Чередой испуганные лица Пирона, белобрысого мальчишки, служанки в форме ал’Сандров.

Раад цепляется за образ неизвестного на лугу. Из всех он самый подозрительный. Кто бы это мог быть? Причем, лицо незнакомца не видно каждый раз, а его слова слышатся движением ветвей деревьев на ветру — совершенно неразличимо, неважно, что слух у л’Валда острый, как у волка. Кто это? И откуда Дота его знает?

И в том момент, когда мужчина уже собирается на время прекратить вмешательство, он чувствует, как в его собственные мысли кто-то проникает. Беззастенчиво распахивает врата, будто они хлипкая калитка на ветру, стаптывается ногами во всё, что скрывал долгое время Раад. И этому неизвестному также плевать на самочувствие л’Валда, как тому было все равно на девчонку-служанку. Вытягивает всё то, что скрыто было десятилетиями: лицо мамы, отца, брата. Слезы в подушку, когда он сетовал на судьбу. Долгие годы тренировок и обучения. Ненавистные учителя, что видели в нём лишь обузу. День Ритуала, когда Раад сделал то, чего не хотел и хотел одновременно, забирая жизнь брата. «Хватит!», — кричит он мысленно, осознавая, сколько всего прятал в глубине души. Слишком давно разучился чувствовать, и теперь эмоции навалились снежным комом, придавливая своим весом. Некто смеется, прежде чем оставить л’Валда в покое.

— Что ж, теперь ты не Дота, а мелкая дрянь, — отпускает голову девочки мужчина и, взяв за плечи, встряхивает, словно бутыль с молоком, — слушаю твои объяснения! Что за мужик фигурирует в большинстве воспоминаний? Отвечай, пока я не решил применить на тебе пытки, в которых мне нет равных!

Дота, пытаясь прийти в себя после ментального воздействия, все ещё плохо соображает, слова Раада до неё доходят с опозданием, тогда, когда сильная ладонь мужчины уже опускается ей на щеку. Голова дёргается от удара, и Дота стонет — ей больно.

Больше происходящее Эрия не может терпеть, она оказывается рядом с палачом и жертвой быстрее, чем мужчина успевает замахнуться вновь. Сказать ничего не может, но по крайней мере под силу замедлить ректора Академии. Всем своим весом виснет у него на руках, оттягивая их к полу. Но в тщедушном теле едва ли пятьдесят килограмм наберется — Эрия всегда была хрупкой — поэтому Раад с легкостью отшвыривает её на пол. И, лишь сделав это, понимает, что натворил. Ал’Зида добивается своего, пусть и странным способом. Мужчина тут же оказывается рядом с ней на коленях, помогает встать, осматривает, не сильно ли ушиблась. Но, видимо, мать-покровительница хранит таких дурочек, как Эрия: лишь коленки разбиты, да локоть задел деревянный столбик кровати. Не самые страшные раны. Однако, девушка отодвигается от Раада, как от прокаженного, не позволяет себя трогать, смотрит с разочарование и яростью.

«Кажется, только что разорвалась та тонкая нить, что связывала нас», — думает л’Валд, не зная, радоваться ему или же огорчаться, ведь с одной стороны, ему больше не придется волноваться о девчонке, с другой же — очередной долгий поиск новой возможной невесты. От того, что Эрия уйдёт, необходимость жениться у Раада не пропадёт. Такова участь всех королей: создать семью, пусть и не по любви, а по сговору, родить наследников. — «Очередных близнецов, одного из которых будет ждать смерть.». Эту практику клана мужчина ненавидел, но никогда не хотел (да и не решился бы) идти против традиций и воли Магии.

— Как хочешь, дважды предлагать не в моих правилах, — отказывается от помощи и чувствует облегчение.

Тогда к Эрии подползает ль’Ву, на что Раад язвительно замечает:

— Подбираешь остатки с чужого стола? Тебе это не к лицу, наг.

Ал’Зида фыркает, Даар безразлично отворачивается от ректора, а вот Дота теперь смотрит на происходящее с интересом. Даже от прошлого ментального воздействия и удара по лицу пришла в себя. И уже не боится так, как в начале. «Любопытно», — заинтригованно думает Раад, понимая, что наконец-то у него появился достойный соперник, пусть и в лице ребенка.

Глава 16

Злиться по-настоящему Эрия никогда не умела. Может, именно потому, что и по-настоящему никто и ничто её не злило. Даже когда братья издевались, спрятав её дневники,