Хроники замка Брасс - Майкл Муркок

Хоукмун подозревал, что капитану на самом деле хочется как можно быстрее выгрузить пассажиров, и он сочувствовал ему. Другой на его месте мог бы и вовсе вышвырнуть за борт оставшуюся четверку.

Ненависть Хоукмуна к Калану Витальскому становилась всё сильнее. Уже во второй раз лорд Темной Империи лишил его друга, и эту вторую потерю он воспринял почему-то еще болезненнее, чем первую, хотя и был в каком-то смысле лучше к ней готов. Хоукмун твердо вознамерился разыскать Калана и уничтожить его, чего бы это ему ни стоило.

Высадившись на белокаменные набережные Бехрука, все четверо уже не старались так тщательно скрывать лица. Легенды о них ходили и среди народа, жившего по берегам Арабианского моря, однако в лицо их почти не знали. И всё же они не стали задерживаться, а сразу направились на базар и купили четырех верблюдов для путешествия по пустынным землям.

За четыре дня они приспособились к тряске, и мышцы болели уже не так сильно. За четыре же дня они добрались до края Сиранианской пустыни и двинулись вдоль русла Евфрата, текшего между величественными дюнами, и Хоукмун часто поглядывал на карту, сожалея, что с ними нет Оладана, который сражался вместе с ним в Сориандуме против Д’Аверка, когда тот еще был их врагом, – сейчас Оладан помог бы ему вспомнить путь.

Громадное, жаркое солнце превратило доспех графа Брасса в расплавленное золото. Он слепил товарищей не хуже, чем пирамида Калана Витальского. А стальной доспех Дориана Хоукмуна сверкал серебром. Боженталь с Д’Аверком, ехавшие вовсе без доспехов, пару раз отпускали по этому поводу колкие шуточки, но вскоре умолкли, поняв, что человек в доспехе невыносимо страдает от жары; когда им попадались источники или река подходила близко, они набирали полные шлемы воды, заливая ее в нагрудники товарищей.

На пятый день пути они переправились через реку и углубились в пустыню. Тусклый желтый песок простирался во все стороны. Иногда, когда над пустыней пролетал легкий ветерок, по песку шла рябь, безжалостно напоминая, что вода осталась позади.

На шестой день пути они уже устало горбились в высоких седлах, глаза нездорово блестели, губы потрескались, потому что воду приходилось экономить, ведь они не знали, когда попадется следующий источник.

На седьмой день пути Боженталь выпал из седла и остался лежать, распростершись на песке, и они истратили последнюю воду, чтобы привести его в чувство. После этого падения они уселись в короткой тени дюны и оставались там всю ночь до следующего утра, когда Хоукмун кое-как поднялся на ноги и заявил, что дальше поедет один.

– Один? Это еще зачем? – Граф Брасс тоже встал, и ремни, которыми был стянут медный доспех, заскрипели. – В чем причина, герцог Кёльнский?

– Я разведаю местность, а вы пока отдохнете. Могу поклясться, что Сориандум где-то рядом. Я покружу тут, пока не найду его… ну, или то место, где он стоял. В любом случае, там должен быть источник воды.

– Это не лишено смысла, – согласился граф Брасс. – А если ты устанешь, тогда тебя сменит кто-нибудь из нас, потом следующий. Но ты уверен, что Сориандум близко?

– Да. Я поищу холмы, которые стоят на границе пустыни. Они должны быть где-то неподалеку. Если бы дюны были немного пониже, не сомневаюсь, мы бы уже увидели их.

– Очень хорошо, – сказал граф Брасс. – Мы подождем.

И Хоукмун вскочил на верблюда и ускакал, оставив товарищей отдыхать.

Однако наступил уже полдень, когда он поднялся на двенадцатую по счету дюну и только тогда наконец-то увидел зеленые подножья гор, у которых некогда стоял город Сориандум.

Вот только разрушенного города призрачного народа он не увидел. Хоукмун старательно нанес маршрут на карту и пустился в обратный путь.

Он почти вернулся на место их стоянки, когда снова увидел пирамиду. Какая глупость, что он оставил огненное копье в лагере, не зная, владеют ли его товарищи таким оружием, да и захотят ли притронуться к нему после того, что случилось с Оладаном.

Он слез с верблюда и, как можно осторожнее, пользуясь даже самыми небольшими укрытиями, подкрался ближе. Автоматическим движением вынул из ножен меч.

Теперь ему было слышно, как вещает пирамида. Калан Витальский в очередной раз старался уговорить трех друзей убить его, Хоукмуна, когда он вернется.

– Он враг вам. Что бы я вам ни говорил, я говорил чистую правду о том, что он приведет вас к смерти. Ты вот, Гюйам Д’Аверк, знаешь, что ты сторонник Темной Империи, а Хоукмун заставит тебя пойти против Темной Империи. Аты, Боженталь, ненавидишь насилие, Хоукмун же превратит тебя в человека, способного творить насилие. И ты, граф Брасс, всегда соблюдал нейтралитет, когда дело касалось Темной Империи, а он сбил тебя с толку и вынудил сражаться с той самой силой, которую пока что ты считаешь объединяющей для Европы. И вот, вовлеченные обманом в действия, противоречащие вашим собственным интересам, вы погибнете. Убейте Хоукмуна сейчас, и тогда…

– Ну так убей меня! – Хоукмун поднялся в полный рост, раздраженный речами Калана. – Убей меня сам, Калан. Почему бы нет?

Пирамида по-прежнему висела над головами его друзей, пока Хоукмун смотрел на них с высоты дюны.

– И каким же образом моя смерть сейчас изменит всё, что уже случилось в прошлом, Калан? Либо твоя логика хромает, либо ты так и не сказал нам всего, что должен!

– Кроме того, ты уже начинаешь надоедать, – добавил Гюйам Д’Аверк. Он вынул из ножен изящный меч. – А я ужасно устал и хочу пить, барон Калан. Наверное, попытаю сейчас удачу, поскольку в этой пустыне все равно больше нечем заняться!

И он неожиданно прыгнул вперед и принялся разить клинком, протыкая сталью белую ткань пирамиды.

Калан вскрикнул, словно его ранило.

– Подумай о собственных интересах, Д’Аверк, я полезен тебе!

Д’Аверк засмеялся и снова ткнул мечом в пирамиду.

И Калан снова вскрикнул.

– Предупреждаю тебя, Д’Аверк, если ты не остановишься, я избавлю от тебя этот мир!

– Мне от этого мира никакой пользы. Да и сам он не в восторге от моего присутствия. Думаю, я доберусь до твоего сердца, барон Калан, если еще немного постараюсь.

Он снова ударил мечом.

Калан снова вскрикнул.

Хоукмун закричал:

– Осторожнее, Д’Аверк!

Он побежал, скатываясь с дюны, в надежде схватить огненное копье. Но Д’Аверк беззвучно исчез, когда он был еще только на середине склона.

– Д’Аверк! – В голосе Хоукмуна звучало отчаяние, звучала скорбь. – Д’Аверк!

– Молчи, Хоукмун, – раздался из пирамиды голос Калана. – Слушайте меня, оставшиеся. Убейте его немедленно, иначе вас постигнет судьба Д’Аверка.

– Да не такая уж и ужасная судьба, – улыбнулся граф Брасс.

Хоукмун взялся за огненное копье. Калан явно увидел это сквозь стены пирамиды и потому закричал: