Капитан Памфил - Александр Дюма

На правах старого знакомого он приблизился к Тому и сказал ему на ухо несколько слов. Том, благодаря пирожным пребывавший в чудесном настроении, ответил самым любезным ворчанием. Арлекин обернулся к зрителям и объявил, что сеньор Мареко с огромным удовольствием исполнит просьбу собравшихся. При этих словах загремели рукоплескания и раздались крики: «В зал! В зал!»; пьеретта с пастушкой взяли Тома каждая за одну лапу; Том, как галантный кавалер, позволил себя вести, с удивлением поглядывая то на одну, то на другую танцовщицу, и вскоре оказался с ними на середине партера. Каждый занял свое место: одни в ложах, другие на балконах, большая часть собралась в кружок; оркестр заиграл.

Менуэт был триумфом Тома и хореографическим шедевром Фо, так что первые же движения принесли танцору несомненный успех, не перестававший возрастать, и к последним фигурам восторг публики дошел до исступления. Тома торжественно внесли в литерную ложу, пастушка сняла свой венок из роз и возложила ему на голову, весь зал аплодировал, и кто-то в восхищении крикнул:

— Да здравствует Мареко Первый!

Том с удивительным изяществом оперся на барьер своей ложи; в это время послышались первые такты контрданса, и все поспешили в партер, за исключением нескольких придворных нового короля, оставшихся подле него в надежде раздобыть билет на представление; но на все их просьбы Том отвечал лишь своим неизменным «гррр».

Шутка становилась однообразной, и придворные мало-помалу удалились от упрямого министра великого Шахабахама, признав, что из него вышел бы канатный плясун, но как собеседник он полное ничтожество. Вскоре никто, кроме трех или четырех человек, не обращал на него внимания, а еще через час о нем совершенно забыли: так проходит мирская слава.

Пришло время расходиться; партер поредел, ложи опустели; сквозь окна фойе проникло несколько бледных лучей. Билетерша, делая обход, услышала храп, доносившийся из литерной ложи первого яруса и выдававший присутствие какой-то задержавшейся маски; открыв дверь, она обнаружила Тома: утомленный бурной ночью, которую ему пришлось провести, он забился в дальний угол ложи и сладко уснул. На этот счет существуют строгие правила, и билетерша обязана точно их исполнять, поэтому она вошла в ложу и со всей учтивостью, какая отличает достойный уважения общественный класс, к коему она имела честь принадлежать, сообщила Тому, что вскоре пробьет шесть часов утра, — вполне подходящее время для того, чтобы вернуться к себе домой.

— Гррр! — проворчал Том.

— Я прекрасно понимаю, милейший, что вы спите, — продолжала билетерша, — но вам гораздо лучше будет в вашей постели; идите, идите же. Ваша жена, должно быть, беспокоится. Право же, он меня не слышит! Крепкий же у него сон!

Она похлопала его по плечу.

— Гррр!

— Ну, довольно, довольно; нашли время интриговать! К тому же, прекрасная маска, я вас знаю. Смотрите, уже гасят все огни — и рампу и люстру! Прикажете позвать фиакр?

— Гррр!

— Ну, полно, полно, полно, зал Одеона — это вам не постоялый двор, отправляйтесь! Ах, вот как вы отвечаете? Фу, как некрасиво, господин Одри! Бывшей артистке! Что ж, господин Одри, я позову охрану: полицейский комиссар еще не лег спать. Ах, вы не желаете подчиняться правилам? Вы меня ударили кулаком?.. Вы бьете женщину? Ну, это мы еще посмотрим. Господин комиссар! Господин комиссар!

— Что случилось? — откликнулся дежурный пожарный.

— Сюда, господин пожарный! Ко мне! — кричала билетерша.

— Эй, муниципальная гвардия!

— Что такое? — спросил командовавший патрулем сержант.

— Это мамаша как бишь ее там зовет на помощь, она в литерной ложе первого яруса.

— Мы идем туда.

— Сюда, господин сержант! Сюда! — продолжала кричать билетерша.

— Мы пришли, пришли. Где вы, душенька?

— Не бойтесь, здесь нет ступенек. Идите сюда! Сюда! Он в углу, у двери. Ах, разбойник! Он силен как бык!

— Гррр! — ворчал Том.

— Вот, слышите? Скажите мне, разве это речь христианина?

— Ну, приятель, — произнес сержант (его глаза привыкли к темноте, и он разглядел Тома). — Мы все знаем, что значит быть молодым; послушайте, я сам не меньше других люблю повеселиться, не правда ли, мамаша? Но я строго придерживаюсь правил: пришло время возвращаться на отцовскую или супружескую гауптвахту. Прибавить шагу, вперед марш! Левой! И поживее!

— Гррр!

— Это очень мило, и мы чудесно подражаем голосам животных, но перейдем к следующему упражнению. Ну, приятель, давайте выйдем добровольно. Ах, мы не хотим? Мы угрожаем? Хорошо, сейчас мы посмеемся. Хватайте этого весельчака и тащите к двери.

— Он не хочет идти, сержант.

— Ну, и что, а для чего у наших ружей приклады? Ну, давайте, по спине и по икрам.

— Гррр! Гррр! Гррр!

— Бейте, бейте.

— Послушайте, сержант, — произнес один из гвардейцев. — Сдается мне, это настоящий медведь: я схватил его за шиворот, и у него шкура не отстает от мяса.

— Если это медведь, тогда обращайтесь с животным как можно осторожнее: хозяин заплатит нам за него. Сходите к пожарному за фонарем.

— Гррр!

— Все равно, медведь он или нет, — сказал какой-то солдат, — он получил хорошую трепку; если есть у него память, он не забудет муниципальную гвардию.

— Вот то, что вы просили, — протягивая фонарь, предложил один из патрульных.

— Поднесите свет к лицу обвиняемого.

Солдат повиновался.

— Это морда, — объявил сержант.

— Господи Иисусе! — пробормотала билетерша, отступая. — Настоящий медведь!

— Ну да, настоящий медведь. Надо посмотреть, есть ли у него документы, и отвести его домой. Возможно, за него дадут вознаграждение. Наверное, это животное заблудилось и, поскольку ему нравится бывать в обществе, пришло на бал в Одеон.

— Гррр!

— Вот видите, он мне отвечает.

— Постойте, постойте, — произнес солдат.

— Что такое?

— У него на шее висит мешочек.

— Откройте его.

— Записка!

— Читайте.

Солдат достал записку и прочел:

«Меня зовут Том; я живу на улице Предместья Сен-Дени, дом № 109; в моем кошельке сто су: сорок на оплату фиакра, три франка для тех, кто проводит меня до дома».

— Истинная правда, вот сто су! — воскликнул гвардеец.

— У этого гражданина все в полном порядке, — признал сержант. — Два добровольца отведут его к законному месту жительства.

— Я, — хором откликнулись гвардейцы.