Грубиян на одну ночь - Мария Летова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зараза! — поперхнувшись, стираю с подбородка кисло-сладкие капли и со злостью потрошу переброшенный через плечо крошечный клатч, в котором кроме пудреницы и салфеток ничего не помещается.
Кажется, я перебрала с шампанским, потому что, в ответ на резкое торможение, моя голова кружится и теряет связь между полушариями. Не исключаю, что я немного пьяная с тех пор, как родилась, иначе как объяснить то, что меня всю жизнь тянет на эпатаж.
Опустив голову, дергаю липкими пальцами упаковку салфеток, пытаясь не свалиться со своих шпилек.
Горящими щеками ловлю поток влажного вечернего воздуха, который остужает испарину на шее.
Звуки музыки и голосов мешают расслышать шаги за спиной, поэтому, когда в мой голый локоть впиваются холодные цепкие пальцы, от неожиданности роняю на дорожку бокал и вздрагиваю от ледяного дискомфортного касания. Избавиться от него становится первым рефлексом, но раньше, чем успевают отдернуть локоть, мои глаза встречаются с горящими глазами моей бывшей подруги.
Вот так, лицом к лицу, я вижу все нюансы ее ухоженной белой кожи. Вижу стальной блеск в ее серых глазах, который не скрадывают даже окружающие нас сумерки.
Как же давно это было.
Наверное, я и правда пьяна, раз вместо того, чтобы отцепить от себя ее пальцы, думаю о том, что она все так же подводит карандашом глаза. И о том, что она выглядит старше своих двадцати девяти. Слишком жесткая, чтобы хоть на один процент быть обаятельной. То, чего ей не хватало никогда.
Идеальный партнер для человека, который собрался покорить мир.
Она всегда его хотела. В тот день, когда мы все трое познакомились, она влюбилась в него так же, как я. Но только в тот вечер он на нее даже не взглянул. А потом проводил меня до дома и целовал до самого утра под гребаными звездами. Я не помню поцелуев ни одного мужчины в своей жизни, но помню тот первый до сих пор. Так отчетливо, будто это было вчера.
Поджав губы в тонкую линию, Лена кромсает взглядом мое собственное лицо.
В пяти метрах от нас набитый гостями праздничный шатер, а весь ее вид орет мне о том, что она возникла не для того, чтобы поздороваться.
Какого черта эта идиотка делает?!
— У тебя солнечный удар? — спрашиваю, вырывая из ее хватки свой локоть.
Впервые за многие годы у меня нет желания строить из себя беспечальную, которой плевать на то, что о ней думают. У меня нет желания сглаживать конфликт. И это не имеет никакого отношения к ее мужу или к нам с ней.
Мне, твою мать, просто не до Лены Миллер. Мой мир не крутится вокруг них. Я просто хочу побыть одна и не хочу, чтобы кто-то касался меня без разрешения.
— Отцепись от моего мужа, — цедит она, и звуки ее звонкого голоса перекрывают даже стрекот цикад вокруг.
От гнева кровь приливает к щекам.
Злость в глазах делает ее похожей на фанатичку.
Несмотря на шок осознания, что ею движет неконтролируемый страх, мне ее не жалко. Продолжать с ней разговор — самая идиотская затея этого вечера, но незаслуженность ее обвинения как пощечина и, к своему стыду, я чувствую ее остро как никогда.
Ни разу за эти полгода я не искала его внимания. Ни разу не искала встречи. Ни одного чертового раза.
Если она так боится того, что он не удержит член в штанах, то это ее проблема, которая не имеет ко мне никакого гребаного отношения. В своих бедах она и многие другие всегда предпочитают винить кого-то, но я не собираюсь быть девочкой для битья.
Никогда в жизни я не сделала ничего плохого. Ни ей, ни одному другому человеку, но это не значит, что я не сука! Я сука, поэтому вместо того, чтобы послать ее в самых простых и примитивных формах, цежу в ответ:
— Роди ему еще пятерых. Может тогда у тебя самооценка повысится.
Лицо Лены искажается. Но если она решила, что может вот так просто вторгнуться в мое личное пространство, значит, заслужила ответный удар.
Развернувшись, делаю только два шага. Два чертовых шага, когда понимаю, что у этой сцены есть свидетели.
Скомкав в кулаке салфетки, вижу застывшую посреди дорожки пеструю компанию.
Это именинник. В обществе своего пятилетнего сына, бывшей жены и ее брата, Саши Романова, на локте которого болтается его двадцатилетняя жена — миловидная рыжая девчонка в платье дикого розового цвета и маленьким беременным животом.
Полгода назад в приливе какого-то идиотского отчаяния я решила, что у нас с Романовым могло выйти что-то помимо случайного секса. Теперь он женат, а я не хочу вспоминать, как впервые в жизни решила побыть с мужчиной “настойчивой”.
На их лицах полный набор пантомим — от невозмутимости Чернышова до кислой мины на лице его бывшей. От этой мины у меня в горле собирается горечь, потому что меня осудили и предали костру заочно. Собственно, как обычно. Но самый ощутимый удар по самолюбию я получаю, когда глаза задевают каменное лицо Глеба Стрельцова.
Я снова бегу. Уже не зная, в который раз за этот день. Не помня даже когда начала движение и где планирую его закончить.
Глава 7. Глеб
Повернув голову, вижу, как за поворотом парковой дорожки исчезает лавандовое платье, и в повисшей вокруг тишине стук каблуков его хозяйки кажется долбежкой отбойного молотка по моей башке.
Умеешь ты женщин выбирать, Стрельцов.
Я как-то в школе подрался с одним пацаном из-за девчонки, влюблен был до безумия, правда, после драки рожу латать она пошла ему, а не мне. Чувство было мерзкое, до сих пор помню, на том моя любовь и закончилась.
Только в этот, сука, раз, что-то не прокатывает.