Отцы ваши – где они? Да и пророки, будут ли они вечно жить? - Дэйв Эггерс

и я ничего незаконного не совершал.

– Вы не покупаете детскую порнографию.

– Уже нет.

– Уже нет?

– Когда я был моложе – покупал. Но я осознал, как это влияет на самих детей, поэтому прекратил. В последний раз изображение обнаженного ребенка я видел в 1983 году.

– Поэтому с той поры вы просто видите мальчика на улице – а потом воображаете его голым?

– Не вполне.

– Так а что вполне?

– Такой уровень подробностей не полезен, правда?

– Такой уровень подробностей и есть причина, почему вы здесь.

– Ладно. Я думаю о том, как этот мальчик измеряет мой внутренний шов.

– О господи. И сколько же лет этому мальчику?

– Столько же, сколько было вам. Одиннадцать, двенадцать. Потому-то мы в это и играли.

– Чтобы вы накопили себе таких образов, а потом мастурбировали.

– Да.

– И столько лет прошло, а вы все еще думаете о том, как Дон Бань измеряет вам внутренний шов?

– Не столько он. Слушайте, я знаю, это тошнотворно. Я бы сам хотел, чтобы мозг у меня работал иначе. Я знаю, это неправильно, это считается болезнью. Но ничего из этого не простирается дальше моей собственной головы, Томас. Я вам клянусь.

– Так значит, так? Двадцать лет вы просто думаете про то, как мальчики измеряют вам внутренний шов? И никакие действия не предпринимаются?

– Вот именно. Слушайте. Мне жаль, что вы приходили ко мне домой. И что Дон приходил ко мне домой, и все остальные. Я никогда не сумею исправить того, что я действовал неподобающе и неким манером оставил у вас, детворы, шрамы. Но, опять-таки, есть пределы той вине, которую я могу признать за что угодно, произошедшее потом у вас в жизни.

– Но почему Дон?

– Дон был из определенной семьи. Вы должны понимать, что те, кто стремится сближаться с мальчиками, выискивает таких, кому не хватает родителей, или они невнимательны, или у кого имеются некие слепые пятна.

– Поэтому мама Дона считала, что это какая-то большая честь – что вы их приглашаете к себе домой.

– Да. Она мне доверяла и дорожила моим наставничеством.

– Вашим наставничеством. Гадство.

– Опять же, вы сочтете это неприемлемо запутанным, но я много сотен часов провел с Доном и его братом, и почти все это время – в роли родителя. Я им готовил, помогал делать домашнее задание, я о них заботился. Я был мужской фигурой у них в жизни, где другой такой не было.

– Мужской фигурой, которая мастурбирует, думая о том, как они измеряют вам внутренний шов.

– Да.

– Вы правы. Это неприемлемо запутанно. Так, значит, постойте – я тоже был одним из тех пацанов? С отсутствующими родителями, у кого слепые пятна?

– Не знаю.

– Да знаете вы. Не переживайте, что мою маму оскорбите.

– Я не помню вашу маму, но допускаю, что в то время у меня имелось ощущение, что семья у вас не такая крепкая, как у других.

– Значит, я был мишенью. Вы список составляли или как-то?

– Список?

– Мишеней. Пацанов, которых определяли как возможных участников ночевок.

– Да.

– Да? Вы сказали «да»?

– Поскольку это было так давно и потому, что я хочу быть с вами совершенно откровенным, и потому, что эту часть жизни я отбросил и за нее мне только стыдно, я и дальше буду с вами честен. Каждый год я составлял список новых шестиклассников, которых определял как потенциальных гостей у себя в доме.

– На основании лишь ситуации с родителями?

– Этого – и роста, цвета волос, внешности.

– Какой внешности?

– В список не включались слишком высокие мальчики или слишком уж развитые. Мне нравились длинные волосы. Таковы были физические параметры, а потом я сверял их с родительскими факторами.

– И это выливалось в список из скольких каждый год?

– Может, восемь-десять детишек.

– И их вы к себе приглашали.

– Да.

– А приходило в итоге сколько?

– Может, трое-четверо.

– И этого хватало?

– Да. А из этих троих-четверых могло получиться сойтись поближе с одним.

– С одним вроде Дона.

– Верно.

– И когда вы начали с ними оставаться?

– Несколько месяцев спустя. Мама Дона уезжала во Вьетнам повидаться с родней и попросила меня присмотреть за детьми.

– Повезло ж вам.

– Да.

– И я тоже был у вас в списке.

– Допускаю, что да.

– Но до следующего уровня почему-то не дорос.

– Ну, предположительно ваши родители…

– Там была только мама.

– Либо ваша мама что-то заподозрила в этих ночевках, либо вы сами. Вы говорили, что приходили всего раз?

– Да.

– Это обычно значило, что кто-то почуял неладное.

– Вас когда-нибудь отчитывали? Любой отец, который бы это обнаружил, вас бы просто убил на месте.

– Нет, не всегда. Некоторые отцы полностью одобряли.

– Господи.

– Но да, проще было, если в кадре отцы не присутствовали.

– Но если кто-то начинал эти ночевки подозревать и этот пацан изымался из обращения?

– Да. Может, в вашем случае ваша мама…

– Не мама. Она совершенно в это не лезла.

– Ну, тогда, может, вы сами.

– Не знаю. Вот бы вспомнить.

– Видите? То, что вы не можете вспомнить, доказывает, что урон вам был нанесен минимальный.

– Вы не вправе делать такие допущения.

–

– Так вы считаете, с моей мамой что-то было не так?

– В смысле, простите?

– Мы меня пометили из-за моей мамы?

– Понятия не имею. Я лишь утверждаю, что обычно чего-то недоставало дома, и это позволяло мне определенную степень доступа.

– Ладно. Ладно.

– Я рассказал вам все, что мог.

– Ваша откровенность помогла вашему здесь положению.

– Так вы меня теперь освободите?

– Нет.

Строение 55

– Знаешь, кто у меня тут по соседству?

– Где я?

– В военной казарме. Знаешь, кто у меня тут по соседству? Ни за что не угадаешь.

– О господи.

– Тш-ш. Угадай.

– Томас, что ты со мной сделал?

– Ты пристегнута к этой вот свае, но все хорошо. Чтоб тебе же было безопасней.

– Ох господи ты боже мой. Томас, ты ума лишился.

– Знаешь, что тут забавно? Для тебя мне даже хлороформ не понадобился. Ты так и не пришла в себя. На чем ты, блин, сидишь? Там же не может быть один «Паксил» с вином. Наверняка же подмешиваешь что-то еще.

– Томас, не делай того, что ты, я думаю, собираешься сделать.

– А что, ты думаешь, я собираюсь сделать?

– Не скажу.

– Думаешь, я планирую тебя убить или типа того?

– Не знаю. Не понимаю, зачем я здесь. Как ты меня сюда привез?

– Не помнишь?

– Не знаю, помню или нет.

– Конечно, не помнишь. Ты была в отключке, когда я доехал домой. Легче легкого получилось. Я положил тебя в