Герои Первой мировой - Вячеслав Бондаренко

Его кандидатура многим показалась неожиданной — ведь у Алексеева был богатый выбор куда более заслуженных генералов фронтового уровня. Но при ближайшем рассмотрении все объяснялось просто — во-первых, Гурко был соучеником Алексеева по Николаевской академии Генштаба, а во-вторых, он заодно являлся и… старинным другом Гучкова. То есть был человеком, посвященным в заговор и вполне уверенным в его необходимости. Перед своим отъездом в Крым Алексеев долго инструктировал Гурко наедине. «О чем они говорили с глазу на глаз при передаче должности, останется навсегда тайной, которую они оба унесли в могилу, — писал адмирал А.Д. Бубнов. — Но факт тот, что с назначением Гурко появились неизвестно откуда взявшиеся слухи, что он, если ему не удастся повлиять на Государя, примет против него какие-то решительные меры». Дальше Бубнов сообщает, что принимать эти «решительные меры» Гурко все же не стал: «Были ли тому причиной справедливые опасения генерала Гурко, что какое бы то ни было насильственное действие над личностью Царя даст последний толчок назревшему уже до крайней степени революционному настроению; или его в последнюю минуту остановило не изжитое еще традиционное верноподданническое чувство… трудно сказать. Но во всяком случае надежды, возлагавшиеся на него в Ставке, ни в малейшей степени не оправдались».

Из этого пассажа следует, что у Алексеева явно был какой-то запасной «силовой вариант», исполнителем которого в случае чего намечался Гурко, однако осуществлен он не был. Любопытно, что Бубнов пишет о «неоправдавшихся надеждах Ставки» на Гурко в весьма разочарованном тоне, а верноподданническое чувство называет «неизжитым». Это характеризует отношение к императору в Ставке в конце 1916 года…

Так или иначе, сыграть ключевую роль в военном перевороте, стать его действующим лицом № 1 В.И. Гурко суждено не было. Но на сцену заговора он еще выйдет в феврале 1917-го — именно Гурко «надавит» на императора и впервые заставит его задуматься об отъезде из Петрограда в Ставку, обернувшуюся для него ловушкой…

Была у Гурко, кроме «силового варианта», и другая, внешне мирная задача — подобрать и провести на руководящие должности в Ставке такие кадры, которые не подведут в решительный момент, то есть проделать всю техническую работу по обеспечению будущего переворота. Ради этого Алексеев пожертвовал даже старыми сотрудниками М.С. Пустовойтенко и А.А. Носковым, в которых был, видимо, не вполне уверен. Во всяком случае, еще 21 октября 1916 года в Ставке появился, а 6 декабря был официально утвержден в должности новый генерал-квартирмейстер — тоже давний друг Гурко и Гучкова генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский, а 20 декабря — помощник начальника штаба, генерал от инфантерии Владислав Наполеонович Клембовский. Причем Клембовский появился в штабе сразу же после связанного с убийством Распутина отъездом Николая II из Ставки. Что эти назначения совершались с ведома и одобрения Алексеева, сомневаться не приходится — даже находясь на больничной койке, Михаил Васильевич держал происходящее в Могилёве под контролем. С этого времени Ставка была полностью в руках проверенных «алексеевцев», которые одновременно были и «гучковцами»…

Между тем в Севастополе состоялась личная встреча М.В. Алексеева с Гучковым. В ее ходе генерал был посвящен в план заговорщиков: один из великих князей должен был адресоваться к императору с неким «обращением» (видимо, с просьбой добровольно уступить трон), после чего, в случае неуспеха, в первой половине марта предполагалось задержать царский поезд на полпути между Ставкой и Петроградом и заставить Николая II отречься от трона, а в случае сопротивления устранить самодержца физически. В мемуарах А.И. Деникина встреча Гучкова и Алексеева описана так: «В Севастополь к больному Алексееву приехали представители некоторых думских и общественных кругов. Они совершенно откровенно заявили, что назревает переворот. Как отнесется к этому страна, они знают. Но какое впечатление произведет переворот на фронте, они учесть не могут. Просили совета.

Алексеев в самой категорической форме указал на недопустимость каких бы то ни было государственных потрясений во время войны, на смертельную угрозу фронту, который, по его определению, “и так не слишком прочно держится”, а потому просил во имя сохранения армии не делать этого шага.

Представители уехали, обещав принять меры к предотвращению готовящегося переворота.

Не знаю, какие данные имел Михаил Васильевич, но он уверял впоследствии, что те же представители вслед за ним посетили Брусилова и Рузского и, получив от них ответ противоположного свойства, изменили свое первоначальное решение: подготовка переворота продолжалась».

О «решительном отказе» Алексеева Гучкову говорит в мемуарах и А.Ф. Керенский. Однако тогда становятся необъяснимыми те перестановки, которые внезапно последовали в Ставке в декабре 1916 года. Зачем «готовить почву», проводить на высокие штабные должности нужных людей, если считаешь заговор вредным в принципе?.. Кроме того, весьма сомнительно, чтобы Брусилов и Рузский согласились на участие в заговоре, зная, что Алексеев его решительно не одобряет. Ну и самое главное: человек, считающий заговор вредным, сообщает о нем куда следует — хотя бы императору, против которого этот заговор направлен…

Куда более вероятен другой вариант: напрямую, открытым текстом Алексеев Гучкову помощи не пообещал, а возможно, даже и отказал в ней, использовав всю приведенную Деникиным риторику. А скрытым текстом или интонацией дал понять, что в случае переворота противодействовать ему не будет и все зависимое от него сделает. Это позволяло Алексееву в случае провала заговора остаться в стороне. Возможно, что Алексеев раскритиковал именно вариант Гучкова (арест императора в поезде) и предложил более сложную, но и более безопасную для себя схему, на которую Гучков в итоге и согласился.

Одновременно Ставка занималась и своим непосредственным делом — руководила войсками. В начале осени 1916 года Алексеев предложил всем главнокомандующим фронтами разработать план операции прорыва укрепленных позиций противника. В Могилёв эти планы поступили в ноябре. Командование Западного фронта считало, что главный удар кампании 1917 года нужно наносить на Виленском направлении: А.Е. Эверт мотивировал это тем, что вслед за освобождением Западной Белоруссии и Литвы возможно будет развить наступление в Восточной Пруссии. Но В.И. Гурко решительно воспротивился тому, чтобы предоставить Западному фронту решающую роль в будущем году, и предложил сделать основным театром военных действий в кампании 1917 года Юго-Западный и Румынский фронты. 17—18 декабря 1916 года в Могилёве прошло большое совещание Верховного главнокомандующего и главкомов фронтов. На нем А.Е. Эверт категорически не согласился с предложением Ставки сделать главными фронтами следующего года Юго-Западный и Румынский. К Эверту присоединился главком Северного фронта Н.В. Рузский, полагавший, что его фронт должен наступать на Свенцяны. Временно замещавший Алексеева В.И. Гурко не смог настоять на своем, а Верховный главнокомандующий, по своему обыкновению, не спешил занять сторону кого-либо из присутствующих. Закончилось все тем, что в Петрограде был убит Распутин, и потрясенный Николай II спешно выехал из Могилёва в столицу. В результате никакого решения на совещании не приняли. В 1917-й русские фронты вступали, вообще не имея никаких планов на кампанию этого года!..