Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы - Джек Коггинс

д) его дисциплина обычно весьма высока (особенно дисциплина при ведении огня).

Его недостатки могут быть обобщены следующим образом:

а) он обычно склонен к панике, когда встречается с неожиданностью;

б) он не всегда проявляет стойкость во время сражения;

в) обычно его искусство стрельбы довольно невысоко;

г) при определенных обстоятельствах он страдает недостатком воображения; предоставленный самому себе, он становится тугодумом».

Японские военачальники часто проявляли негибкость мышления, выказывая неспособность или нежелание пересматривать свои планы в связи с переменой обстоятельств. Они также имели склонность к сверхосторожности, сочетая невнимательность в главном с излишней проработкой незначительных деталей. Около сорока лет тому назад Ян Гамильтон писал: «В тот день, когда они встретятся на поле брани с первоклассным генералом, эта страсть предусмотреть буквально все может уничтожить наших осторожных маленьких друзей». Именно сверхосторожность и страсть «предусмотреть буквально все» лишили японцев столь нужной им победы на острове Самар[10] в октябре 1944 года. Там адмирал Курита, находясь всего лишь в двух часах хода от своей цели (флот вторжения Макартура в гавани Лейте), прекратил погоню за потрепанной в бою базой авианосцев и направил свои корабли домой.

Но какими бы недостатками ни обладали его командиры, сам японский солдат показал себя весьма серьезным противником. После первых месяцев сражений на большинстве театров военных действий японская армия испытывала отчаянную нехватку продовольствия и вооружения, а также оставалась без необходимого прикрытия с воздуха. Несмотря на то что пропаганда всемерно раздувала победы японцев и многократно преувеличивала потери союзников, ближе к концу войны даже самые доверчивые понимали, что Япония близка к поражению. Лишь привычка выдавать желаемое за действительное и отказ усомниться в японском превосходстве поддерживали надежду. Заявления японского командования и сводки с фронтов полны сообщений о дюжинах потопленных американских кораблей и сотнях сбитых самолетов, тем не менее японские защитники островных крепостей все еще сутками пребывают под атаками с воздуха и обстрелом из корабельных орудий.

«Сегодня слышали сводку о результатах сражения, – читаем мы в одном из фронтовых дневников. – Тринадцать вражеских авианосцев и 30 других кораблей потоплено; 471 самолет сбит». Несколькими строчками ниже записано: «Ни один из самолетов не вернулся вчера с боевого вылета. Та вера в японские самолеты, которую я должен испытывать, слабеет». «Сегодня с раннего утра не прекращаются воздушные налеты… Наши самолеты все в укрытиях, и ни один не поднялся в воздух… Летчики врага очень отважны… Когда же наша авиация флота собирается переходить в наступление?»

Даже если некоторые из японских солдат и впадали в отчаяние, как можно видеть из их дневников, все же не было и речи о сдаче в плен, и в большинстве случаев они сражались буквально до последнего человека.

Несмотря на их чувство неразрывности с прошлым, японцы способны приспосабливаться к неизбежным переменам. Эта способность проявилась и в быстроте перехода от положения мощной державы, располагающей многомиллионной армией, к состоянию тихой оккупированной провинции, смиренно сотрудничающей со своими завоевателями. Мечтам об империи, о структуре Великой восточноазиатской сферы процветания был положен конец.

С долгой властью военщины было покончено, и в период американской оккупации были предприняты колоссальные усилия, чтобы реформировать общество, воспитанное на ультранационалистической идеологии. Статьи конституции 1947 года запрещали восстановление армии и флота. Эти символические вооруженные силы вполне можно рассматривать как ядро, вокруг которого может быть сформирована в будущем настоящая армия. Но японский воин завтрашнего дня будет намного отличаться от своего предшественника времен Порт-Артура и Батаана[11]. Он будет идти в бой без обожествления императора (Хирохито формально денонсировал обожествление правящего дома в 1946 году). Укорененная в нем привычка повиноваться главе семьи – а через него и всем высшим руководителям – уже значительно ослаблена, а его вера в непобедимость японской армии сильнейшим образом поколеблена. Он уже в гораздо большей степени в течение ряда лет открыт западной цивилизации, а точнее, цивилизации американского типа, и остается только наблюдать, позволит ли ему его природная прочность перенести этот опыт.

История Китая, как и история любой другой страны, полна преданий о военных походах, вторжениях, гражданских войнах и восстаниях. Один из самых широко цитируемых в мире полководцев, Сун Цзы, написал свои военные сентенции около 2500 лет тому назад. Во имя расширения Поднебесной империи китайские воины пронесли ее знамена в Корею, Туркестан, Северо-Западную Индию, Аннам (современный Вьетнам), Бирму, на Яву и Цейлон.

Еще всего несколько десятилетий назад китайский солдат, на взгляд европейца, был комическим персонажем – одетым в костюм, давно вышедший из употребления, и с косой на затылке по старинному обычаю, – находившимся под командованием офицера в длинных одеждах и в шапочке с шариком наверху. Он был представителем профессии, презираемой на его родине в течение многих столетий, достойной разве что всякого сброда, бандитов и совершенных неумех. «Как для гвоздей не идет хороший металл, – гласила китайская пословица, – так и хорошие люди не идут в солдаты».

При подобном отношении к защитнику отечества нет ничего удивительного в том, что страна стала добычей для монголов и маньчжуров и, наконец, уже в новейшие времена подверглась вторжению военных сил Запада и Японии. Только впечатляющие размеры территории Китая и огромная численность его населения сохранили страну от полного расчленения.

Однако низкий социальный статус китайского воина ничуть не преуменьшал его боевых качеств. Знаменитое Тайпинское восстание[12] (1850–1864), опустошившее несколько северных провинций и стоившее миллионов жизней, было в конце концов подавлено частично империалистическими вооруженными силами, но в основном действиями китайского корпуса, обученного европейцами, служившими в нем офицерами. Эта «победоносная армия» действовала сначала под командованием американского солдата удачи Фредерика Таунсенда Уорда, а после его смерти в бою в 1862 году – англичанина Чарльза Китайца Гордона (который, уже в качестве генерал-губернатора Судана, погиб во время взятия Хартума дервишами Махди в 1885 году). Солдаты этих частей заслужили похвалу своих офицеров за их самообладание и дисциплину; они доказали, что китайские воины, должным образом ведомые, могут быть первоклассными солдатами. Императорские войска отлично сражались в 1894 году, хотя вид их зонтиков из промасленной бумаги в боевых порядках немало позабавил иностранцев и стал отличной мишенью для японцев. Корабли их флота были современными, и в битве при Ялу многие из них вели бой до тех пор, пока от многочисленных попаданий не ушли под воду. Если бы артиллерия китайцев соответствовала их храбрости, исход сражения вполне мог бы быть иным.