Чудовище для проклятой - Мария Вельская

Медленно и неохотно тиски боли ослабли, позволяя прийти в себя. В груди комом свернулись обида, непонимание и горечь. В висках билось слово "брат". Разве у меня есть братья? Так, лапша, собралась и протёрла мозг щёточкой!

Вчера слишком устала, легла рано. Даже не переоделась толком. И вот результат.

Зажмурилась. Ещё капля прошлого. Боль — результат проклятья. Но что мне делать, как понять, снимается ли оно вообще? И как? Чем именно прокляли это невезучее тельце?

На мгновение со дна души поднялось чёрное, глухое отчаяние. Но не в моих привычках было унывать и ставить на себе крест. Нет, не для этого мы с девчонками обманули смерть! Мне теперь за троих жить!

Улыбнулась бледной брюнетке в зеркале. Показала ей язык, раздирая спутавшиеся волосы щеткой.

Ничего. Не хотят помочь — заставим. Тяжело заставить — возьмём в осаду. Так или иначе — способ найдется, и не буду нос вешать!

В таком вот боевом настроении и спустилась вниз.

И позавтракала совершенно невероятными домашними блинами с вареньем, которые Ради называла "канши".

— Готова посмотреть на будущее поле деятельности? — молодая женщина улыбнулась с ноткой гордости, махнув рукой в сторону двери, ведущей в помещения магазина.

В душе поднялся азарт, и стало вдруг легко-легко. Я со всем разберусь. Справлюсь! Выясню все. И пусть все несчастные, кто жизнь портил, заранее готовят себе удобные саркофаги! Тепло, сухо и не доберусь… наверное. Если закопаются поглубже.

Хихикнула и заметила острый взгляд хозяйки.

— Всегда готова, да! Я очень признательна, что вы со мной возитесь, пусть и по чужой просьбе!

— Как будто я бы такую птичку на улице бросила, если б встретила, — Радьяна улыбнулась снова — и глубокие темные глаза женщины вспыхнули, как у кошки, — как из тебя сила-то истекает… надо глушилку поставить, не то сбегутся все неженатые, как мухи на мед, — заметила вполголоса.

— Но вчера ведь такого не было? — растерянно уточнила.

— Нет. Усталая наверное была. Или глушило что-то. От господина Шиэрту придут, попросим тебе накопитель, — заметила задумчиво, — будешь силу сливать.

Память кое-что подкидывала. Как назло — снова разрозненные фрагменты, но это лучше, чем вовсе ничего. Молоденькие чаэварре, несвязанные браком, буквально фонтанируют чистой природной силой. На неё все маги и слетаются, совершенно ошалевшие от такого счастья, как дармовая энергия. Вот только если попытаться взять эту мощь насильно… нет, получится, конечно. Но сама колдунья погибнет — за что указ верховного анорра гарантирует смертную казнь. А потом и того, кто прибег к этому способу, будут преследовать несчастья до тех пор, пока он совсем с ума не сойдет.

Такие вот пироги с котятами. Суровая правда волшебной жизни.

Так что эта самая “глушилка”, которая бы стабилизировала магический фон вокруг меня, направляя и рассеивая энергию, была бы весьма кстати. Но дорогие они, как породистые скакуны. Куда я влипла? Впору повыть бы, как несчастному водяному из любимого мультфильма детства, но… со мной-то буквально жаждут “водиться”! И вот это вот и настораживает!

— Вот здесь, — распахнула дверь хозяйка, — у меня хранилище. Сюда привозят последние новинки. Книги, карты, кое-какие игрушки для детишек, — небольшое, но уютное помещение было заставлено длинными стеллажами. Приглушенный свет высоких светильников, прикрепленных к стене, стал ярче, когда мы вошли, — обычно я сортирую лично, но на это уходит довольно много времени. Так что это будет тебе одна из первых задач…

— А… — задумалась, но все же осторожно уточнила, подбирая слова, — скажите…

— Скажи. Девочка, давай уже оставим эти реверансы. Высшее упаси, мы не на балу и не на вечере! Да и я хоть старше, но вовсе ещё не такая старуха, — острый, но задорный взгляд.

— Как скажешь, — согласилась, усмехнувшись. Доверительное обращение все-таки в какой-то степени сближает, — тогда я “Мара”.

Задумчивый, почти печальный взгляд. Радьяна как будто смотрела сквозь нас обеих, устало и обреченно. А потом резко развернулась. Её кожа мерцала. Отливала в полумраке светло-золотым цветом! Так же, как и глаза. Казалось, даже ветром откуда-то повеяло.

— Не лги мне. Можешь ему, — жест рукой вверх, — лгать. Правда, сама понимаешь — он твою ложь насквозь видит, — а мне настоящее имя говори. Итак ясно, что причины скрывать есть, но я должна доверять той, кого пустила. Это твой дом до тех пор, пока не предашь меня, — и такая грозная сила была в этих словах, что я, взрослая целеустремленная женщина (давай не будем себе лгать, я уже не такая… все поменялось безвозвратно)… Так вот, я — испугалась.

Вернее, словно зачаровала эта сила. И сама ответила, вскинув подбородок:

— Каарра. Имя рода не скажу, не просите! Для меня это хуже смерти! Не могу туда вернуться. Не к ним. Ни за что! — яростно вскрикнула.

И накрыло воспоминаниями.

Дождливая ненастная ночь.

Раздраженное знакомое лицо сводного брата рядом.

— У нас нет выхода, Кара, пойми! Ты уже взрослая девочка, ты должна понимать, что своим поступком спасешь нас если не от разорения, то от очень больших неприятностей! Я знаю Торреса, он не такой уж плохой человек, он сможет тебя защитить! А если ты попадешь в лапы Диарану, то это будет конец!

Всегда сдержанного и презрительно-равнодушного по отношению к ней и матери Миарга трясло. По-настоящему трясло, так, что зуб на зуб не попадал. И руки дрожали. В темных, почти черных, как у отца, глазах, застыла настороженность.

Ещё вчера она жила так, как того требуют от чаэварре клана Гиррес, выпускающего лучших воинов для особых поручений. Их называли Исхин — тени. Она тренировалась с рождения, училась владеть своим телом, как оружием, училась выживанию в любых условиях, училась не вступать в открытые схватки. При необходимости, она могла быть и наемным убийцей, и шпионом, и вором, и даже телохранителем.

И она прекрасно понимала, что если достанется главе клана-конкурента, то это действительно будет конец. Нет, её не убьют, но золотая клетка хуже смерти.

— Кажется, не я соглашалась продать члена семьи из-за собственной глупости! — она тоже не удержалась, повысила голос. Ветер хлестнул в лицо. — Отец не поддержит твоего решения!

— Наследник для него важнее! Я тебя хочу спасти, дура! — злость.

Вот только слишком наигранная. Как и вся эта ситуация. Как и якобы оскорбление, которое нанес брат главе соседнего клана. Как и откуп, который тот затребовал.

Расколовшая небо молния. Яркая, пылающая.

Тяжесть на сердце, тяжелая голова.

Чей-то злой речитатив.

Все мешается, расплывается, слышится шепот.

Новая картинка — её собственная спальня, и она — полуобнаженная, прижатая к стене тяжелым телом. Лихорадочно горят голубые глаза.