Майя. Загадки великой цивилизации - Дэвид Дрю

В 1834 году правительство Конфедерации поручило Галиндо подготовить официальный отчет о Копане, с чем молодой губернатор справился блестяще. «Сразу видно, что Копан и Паленке имеют одно и то же происхождение, несмотря на то, что между обоими городами есть существенные отличия, — писал он в отчете. — Похоже, архитектура Паленке кажется более величественной только в силу своей лучшей сохранности». Галиндо заметил различия в технике строительства и в архитектурных стилях, а также обратил внимание на то, что в Копане находится множество каменных стел, опоясанных вырезанными фигурами, орнаментом и иероглифами, в то время как в Паленке предпочтение отдавали каменным плитам, украшенным скульптурными барельефами. Но все эти различия меркнут перед тем фактом, что повсюду изображены письменные знаки, без сомнения, принадлежащие одному и тому же языку либо очень сходным языкам. «Эти иероглифические письмена выражают звуки, и эта письменность, конечно, гораздо более развита, чем мексиканские рисунки или древнеегипетские символические иероглифы, изображающие в основном простые предметы».

Проведя в Копане десять недель, Галиндо не только приготовил подробный отчет, но и разослал множество писем в «Литературную газету», американские и французские научные общества и даже провел несколько археологических раскопок. В восточной части комплекса речка Копан изменила свое русло и обнажила ту часть города, которая была скрыта от людских глаз, вероятно, не менее тысячи лет. Галиндо обратил внимание, что в одном месте высохшее русло необычайно глубокое и имеет чересчур уж ровные края. Оказалось, что это выложенные камнем стены, скрывавшие древние захоронения. В ходе раскопок Галиндо сумел проникнуть в одну из погребальных камер, где обнаружил более 50 глиняных горшков (многие из них с человеческими костями), большое количество морских раковин, обсидиановые ножи, нефритовые бусины и даже маленькую нефритовую маску. Все это лежало на полу, покрытом известняковой плиткой. Галиндо измерил помещение и определил, что оно ориентировано «строго с севера на юг, по стрелке компаса, который в этих местах имеет восточное магнитное отклонение в 9°». После исследований дель Рио это были вторые раскопки в истории археологии, произведенные на землях майя.

Галиндо оказался чрезвычайно скрупулезным и умным исследователем, заслуженно занявшим свое почетное место в ряду пионеров мировой археологии. Ему удалось совместить серьезную научную работу (причем, будучи «любителем») и открытость своих изысканий (в адрес только Французского географического общества он выслал 32 письма с отчетами) со своей блестящей, чрезвычайно амбициозной карьерой в молодом государстве. Выводы политика-исследователя столь же радикальны, сколько неожиданны: он считал, что Центральная Америка является колыбелью значительнейшей цивилизации, которая после некоторого упадка возродится вновь — на этот раз в виде молодых американских государств, готовых перехватить эстафету мирового лидерства из рук дряхлеющих европейских империй. Что касается потомков строителей Паленке и Копана, то выводы Хуана Галиндо в данном случае неутешительны: «Индейская раса переживает последние столетия своего существования и вскоре совсем исчезнет с лица земли. Дни ее расцвета давно миновали, и более она не возродится».

Галиндо изрек этот тезис, пребывая на самой вершине жизни, судьбы и карьеры. Он владел миллионами акров земли в Петене, которую, как он надеялся, вскоре раздаст колонистам. У него созрел план превратить принадлежавший ему остров у побережья Панамы в рай для начинающих предпринимателей. Галиндо был в прекрасных, как казалось, отношениях с центральным правительством. Однако все хорошее когда-нибудь кончается. Так случилось и на этот раз: в 1839 году центрально-американская Конфедерация, ввергнутая в пучину хаоса и насилия, исчезла с политической карты мира. Сам же Галиндо стал жертвой военного переворота в Гондурасе. По иронии судьбы, именно в этот год в Центральную Америку прибыли два человека, которым предстояло стать в истории в один ряд с такими титанами археологии, как Шлиман, Картер и Карнарвон.

Превратности путешествий

Джон Ллойд Стефенс и Фредерик Казервуд поставили изучение истории майя на совершенно новую, настоящую научную основу. Во время двух своих великих экспедиций они, образно говоря, буквально исходили джунгли Центральной Америки в поисках свидетельств великой истории великого народа, раскапывая, записывая и зарисовывая все, что только можно. Результатом их подвижнической работы стали четыре прекрасные и, кстати, коммерчески успешные книги, изданные в период с 1841 по 1843 год.

Хотя и Стефенса, и Казервуда нельзя назвать археологами в строгом смысле этого слова в силу отсутствия у них специального образования, их научные методы и публикации стали образцом истинного профессионализма. Никаких фантазий, никаких вольностей — все их описания, планы и зарисовки точны и скрупулезны, все увиденное подвергнуто точному и строгому анализу. А главное, талантливейше люди прекрасно дополняли друг друга — пожалуй, в истории археологии это редчайший случай плодотворной работы ученых в одной команде.

Стефенсу исполнилось 34, когда он в 1839-м году совершил свое первое путешествие по Центральной Америке. За пять лет до этого выходец из благополучной нью-йоркской семьи, получивший юридическое образование, отбыл в Европу для лечения серьезного хронического заболевания. Лечение прошло настолько успешно, что Стефенс предпринял познавательное путешествие по Европе, Турции и России. Добрался он до Ближнего Востока и Египта, где познакомился с древностями долины Нила. По-видимому, он был первым американцем, посетившим легендарную Петру. Подобные путешествия в ту эпоху были трудны и опасны, но Стефенс так восхитился увиденным, что решил посвятить свою жизнь изучению древних цивилизаций у себя на родине, на американском континенте.

Вернувшись с востока в Париж, Стефенс с удивлением обнаружил, что длинные обстоятельные письма, которые он отправлял с Ближнего Востока своим американским друзьям, были опубликованы в журнале «Америкэн Мансли». В 1837 году письма и дорожные дневники Стефенса вышли также отдельной книгой «Дорожные приключения в аравийской Петре», которая вызвала большой общественный резонанс. Никому не известный адвокат в одночасье, сам того не ожидая, превратился в знаменитого путешественника и автора.

В 1836 году в Лондоне Стефенс познакомился с Казервудом, организовавшим популярный аттракцион «Развалины Иерусалима» в Лейстер-Сквере (аттракцион просуществовал недолго и сгорел в пожаре). Поводом к знакомству послужил тот факт, что во время посещения Иерусалима Стефенс ориентировался именно по карте Казервуда. Знакомство вылилось в крепкую дружбу, которую они сохраняли до конца своих дней. Это были совершенно разные люди. Стефенс — общительный, энергичный и импульсивный, что чувствуется даже в его публикациях. Казервуд — человек скромный и обращенный внутрь себя, медлительный и долговязый. Разница в шесть лет также накладывала отпечаток на их отношения: в публикациях Стефенс обращался к другу не иначе как «мистер Казервуд», что звучало не только вежливо, но и подчеркнуто уважительно.

Джон Ллойд Стефенс