Ермак - Руслан Скрынников

К счастью, автор Погодинской летописи лишь в редких случаях пускался в самостоятельные рассуждения. По общему правилу, он не мудрствуя делал выписки из документов. Историк не может желать лучшего.

Выписки Погодинского летописца могут служить своего рода лакмусовой бумажкой. Они помогают исследователю определить достоверность других летописных свидетельств.

Строгановский летописец проявил особую осведомленность насчет отписок Ермака из Сибири. Тотчас возникло предположение, что именитые люди сохранили их в своем архиве. Согласно отчету строгановского историографа, Ермак и его помощники писали к «честным людям» в их городки, что «Господь в Троицы славимый Бог изволи убо одолети им Кучюма салтана и град его стольный взяти в Сибирской его земле и сына его царевича Маметкула жива взяше».

Сведения Строгановского летописца решительно расходились с показаниями Саввы Есипова. Тобольский дьяк определенно утверждал, что казаки послали на Русь весть о победе задолго до пленения Маметкула.

Кто же из летописцев был прав? Погодинские сведения не оставляют никаких сомнений на этот счет. В самой первой отписке царю казаки сообщали, что они победили Кучума и брата его «царевича Маметкула разбиша ж». О пленении Маметкула не было и речи: царевич попал в руки к ермаковцам гораздо позже. Таким образом, сведения Строгановского летописца о том, что Ермак уже в самых первых донесениях о сибирском взятии упомянул о пленении Маметкула, были сплошным вымыслом.

Подлинные документы об экспедиции Ермака погибли. Поэтому судить о них можно лишь на основании тех выписок, которые сделал из них автор Погодинской летописи. Названные выписки позволяют составить довольно точное представление об «архиве» сибирской экспедиции, сформировавшемся в стенах Посольского приказа.

«Архив» Ермака начал складываться после того, как в Москву прибыл Черкас Александров с письмом Ермака. Приказные тщательно записали «речи» казаков о их походе, составили роспись их пути. Эти документы составили основу фонда. К ним были присоединены разрядные росписи о посылке в Сибирь трех отрядов, донесение о гибели первого отряда и документы о доставлении в Москву пленного Маметкула, «письмо» о взятии на службу других сибирских царевичей.

Обнаружение выписок из «архива» Ермака позволило расширить крайне ограниченный фонд достоверных источников о сибирской экспедиции и тем самым заново исследовать историю похода Ермака.

Времена Киевской Руси оставили глубокий след в памяти народа. Общий язык, исторические традиции и культура не были забыты. Жители Киева или Львова даже в XVII веке продолжали называть себя русскими людьми. Вольные казаки составляли единое братство на всем пространстве от Поднепровья до Яика. «Черкасов» можно было встретить в любой донской или волжской станице. Казачьи городки на Дону живо напоминали Запорожскую Сечь.

Иностранцы, посещавшие Запорожье в начале XVII века, отзывались о казаках как о бесшабашных удальцах, каких не сыскать во всем христианском мире. Эти люди легко переносят холод и голод, зной и жажду, в войне неутомимы, отважны, храбры или, лучше сказать, дерзки и мало дорожат своей жизнью. Французский инженер Боплан, долго живший на Украине, хорошо уловил дух вольного казачества. «Казаки, — записал он, — страстно любят свободу и смерть предпочитают рабству».

Среди казаков, писал тот же автор, можно встретить искусных плотников, кузнецов и оружейников. Все казаки умеют пахать пашню, но только крайность может их заставить трудиться на пашне. Главным занятием станичников оставались охота и рыболовство.

Казаки исповедуют «русскую веру», соблюдают посты. После похода запорожцы без различия возраста стараются превзойти друг друга в бражничестве. Но веселятся они только на досуге.

Когда казаки начинали готовиться к очередному походу, они немедленно вводили в своих «засеках» сухой закон. Если в походе кто-нибудь нарушал запрет и прикладывался к бутылке, его тут же бросали за борт.

Казацкие походы требовали огромного напряжения сил и почти всегда сопровождались тяжелыми потерями. Из морских экспедиций, писал Боплан, редко возвращается на родину более половины казаков. Но никакие потери не могли удержать их от новых рискованных предприятий. Слабые духом люди быстро покидали казацкие зимовья и «сечи».

На русско-польской границе с января 1582 года наступило перемирие. Ермак и его станичники выбыли с государевой службы и должны были сами позаботиться о «зипунах» и пропитании. С Волги казаки ушли на Яик и там собрали войсковой круг. Лето стояло жаркое, и люди довольствовались тем, что наспех соорудили себе навесы и шалаши. Лагерь рос со дня на день. Подходили небольшие ватаги, а иногда и целые станицы. Ночью округа озарялась светом множества костров. Ногайцы не тревожили Ермака. По всей степи пронесся слух: «Казаки затевают большое дело!» И кочевники спешили уйти со своими кибитками и табунами подальше от Яика.

Семен Ремезов записал предание, будто Ермак собрал для похода до пяти тысяч человек. В этой армии были четыре есаула, или полковых писаря, сотники, пятидесятники, десятники с рядовыми и знаменщики. При полках числились три попа и музыкантская команда: барабанщики, трубачи, сурначи и литаврщики. Все эти сведения носят фантастический характер.

Казаки придерживались демократических порядков и избирали себе предводителей по общему согласию. После избрания атаман обычно держал речь к войску. Он клялся, что будет радеть обо всех своих «братьях» и положит жизнь ради «товарищества». Собравшиеся приветствовали его громогласным «ура!». Один за другим казаки подходили к атаману и кланялись ему, а тот каждому подавал руку. Вождь наделялся большой властью. Преступника он мог наказывать смертью. Но если атаман по трусости или нераспорядительности доводил дело до поражения, круг мог сместить и предать смерти его самого.

Собравшиеся на Яике казаки выбрали своим большим атаманом Ермака Тимофеевича.

Вспоминая об этом, вольные казаки пели в своих песнях:

Ермак сосредоточил в своих руках огромную власть. Но в течение всей экспедиции самые ответственные решения Ермак и выборные атаманы неизменно принимали «с совета» и «по приговору» всего «товарства». Замечательно, что в своих воспоминаниях-«сказах» ветераны похода неизменно говорили о «Ермаке с дружиной» и ни разу не сложили ему отдельной похвалы. Для казаков Ермак был лишь одним из равных.

Избрав атамана, казачий круг с его согласия назначал ему помощников. Тобольский историк Семен Ремезов записал любопытное предание, сохранившееся у сибирских казаков: «Было у Ермака два сверстника: Иван Кольцо, Иван Гроза, Богдан Брязга и выборных есаулов 4 человека». Предание кажется не слишком вразумительным. После указания на двух «сверстников» Ермака перечислены три имени. Одно имя лишнее. Кольцо и Брязга — имена вполне реальных лиц. Зато Гроза — это скорее всего прозвище одного из них.