Три пятнадцать - Джослин Джексон

– Мози, а что с тобой не так? – Тайлер шагал ко мне, встревоженно наморщив лоб.

Я вдруг поняла, что знаю Тайлера с рождения, он всегда рядом – то чистит водосточные желоба, то меняет фильтры в печи. Раз так волнуется, значит, я ему не безразлична. Наверное, когда знаешь человека годами, поневоле к нему привязываешься, даже если он тебе чужой. Это показалось мне очень важным, хотя почему, я не понимала.

Все остальные бросились ко мне, а за их спинами Роджер спрыгнул с лестницы, споткнулся, быстро вскочил, перемахнул через забор, словно большеголовая обезьяна, и был таков.

Тут спектакль следовало закончить, все, типа, нормально, не берите в голову, но я продолжала орать:

– Что со мной не так?! Хочу, чтобы вы все убрались! Прочь с моего двора! Уходите, уходите, пожалуйста! – Голос мне не подчинялся, он звучал все громче и громче, хотя Роджер уже смылся. – Вы мне надоели, поэтому убирайтесь! – вопил мой голос. – Убирайтесь отсюда, вы, козлы! Все, все, все козлы!

Пока я орала, дверь черного хода распахнулась и ко мне подлетела Босс. Щеки густо покраснели, глаза опухли, челюсть отвисла от изумления. Она ошарашенно смотрела на меня и даже не возмутилась: «Мози! Что за выражения!» Значит, видок у меня был еще тот. Я разревелась, а Босс повернулась к взрослым, которые наблюдали за мной – кто с тревогой, кто с удивлением.

– Вам действительно пора, – заявила она.

– Но судмед… – начал шериф Уорфилд.

– Пожалуйста, Рик! Ваши люди довели мою внучку до истерики.

– Я не могу уехать, – уперся Уорфилд. – Судмед…

– Чудесно! – перебила Босс, почти сорвавшись на крик. – Вы оставайтесь, но это стадо млекопитающих никому не сдалось.

Казалось, сейчас она, так же, как я, впадет в истерику, и шериф Уорфилд засуетился:

– Слышали, что сказала леди? Пойдемте отсюда, ну же, давайте! Нет, Джоэл, не через дом, задние ворота для чего? Тайлер, выведи пикап со двора!

Пока шериф Уорфилд всех выпроваживал, Босс положила мне руку на плечо, повернула лицом к двери, подтолкнула к кухне и с шумом захлопнула дверь. Я все ревела и не могла успокоиться, потому что уже поняла, какое объяснение Оккам с Роджером считали простейшим.

Мама сказала, те кости во дворе – ее ребенок. Кто же тогда я? Девочка-Маугли из Невады или Калифорнии? Лиза нашла меня и принесла домой? Или украла? Или меня бросили, а она подобрала и пригрела, как тех собак? Я не Лизин ребенок, значит, и Боссу никто, а она об этом не знает. Внучка Босса лежала в сундучке под ивой. От таких мыслей голова задергалась, в животе забурлило.

Спокойно, с бесконечным терпением Босс собрала дрожащую меня в комочек и прижала к себе, будто мое тело состояло из пятидесяти убитых горем утят. Едва дрожь утихла, я заревела в голос. Ревела я долго, но под конец уже не могла себя слушать и замолчала, только шмыгала носом, уткнувшись в плечо Боссу. От моих соплей, слюней и слез оно намокло, но я не отстранялась. Босс прижимала меня к себе целую вечность, потом, убедившись, что я не плачу и не дрожу, усадила за кухонный стол.

– По-моему, сейчас нам надо горячего шоколада.

Я сидела как чумная, а Босс достала кастрюлю, сахарницу, молоко и какао-порошок, сварила мне шоколад – так же, как в день, когда я поняла, что Брайони Хатчинс меня бросила, или когда схватила двойку на экзамене по алгебре, хотя занималась день и ночь. Но ведь у Босса нет приятеля вроде Роджера, и про принцип Оккама она не слыхала. Выложить бы все, только зачем Боссу знать, что я ей не родная? Вместо этого я достала сотовый и отправила эсэмэску Роджеру.

«В сундучке была Мози Слоукэм».

Пусть напишет, что я свихнулась. Пусть напишет хоть что-нибудь!

«Оккам, это ты?» – наконец ответил Роджер.

«М.б. М.б. я Оккам. М.б. кто угодно, т. к. настоящая Мози – кости».

– Кто это тебе эсэмэски шлет? – спросила Босс. – Я думала, в школе нельзя пользоваться сотовыми.

– Наверное, Роджер в зале для самостоятельных занятий. Оттуда разрешают отправлять эсэмэски.

– Угу, – с сомнением хмыкнула Босс, помешивая шоколад.

Я сидела, уставившись на экран сотового, и ждала эсэмэску. Ждала ответа Роджера. Получилось так странно: решив ничего не говорить Боссу, я почувствовала себя прозрачной и легкой. Казалось, прямо под кожей появились пузырьки, как на стакане, в который налили «спрайт» и оставили на столе.

Эсэмэска пришла, и я прочла шесть слов: «Ага, ты м.б. кем угодно». Я кивнула, словно Роджер сидел рядом, и почувствовала, как несколько пузырьков отлепились от меня и взлетели.

На свете была другая Мози Слоукэм. Если бы она выжила, то боялась бы шевельнуться, ведь каждый шаг приближал бы ее к предрешенной, всем известной участи. Мози Слоукэм пришлось бы всегда быть идеальной, не то упадет и поднимется беременной, либо сядет на наркотики и начнет, как дура, поклоняться деревьям, либо станет банковским кассиром в уродливой форме – в такой никто не заметит, что она еще хорошенькая, – и посвятит жизнь ребенку, детям своего ребенка, а потом, вероятно, их детям, и никаких тебе свиданий! Только я не та девочка.

Я украдена неизвестно откуда, из такого далека, что его будто придумали. Мисс Некто из Невады. Мисс Безымянная из Аризоны. Сотовый завибрировал, но я его проигнорировала. Внешне я оставалась спокойной, женщина, которая меня вырастила, мешала какао, планета Земля вращалась. Только пузырьки поднимались и поднимались, и, наконец, сама я будто поднялась вместе с ними.

Я – это не я. Я не Мози Слоукэм. Значит, нет ни рамок, ни тормозов. Значит, я могу быть кем угодно и делать что угодно. Все, что мне вздумается.

Лизу мы потеряли почти четыре месяца назад на гавайской вечеринке, которую школа Кэлвери устроила в честь окончания учебного года. Лиза тогда как-то слишком обрадовалась той вечеринке, которая мне казалась не веселее визита к стоматологу. Слишком обрадовалась и слишком вырядилась. Вышла павой из дома к машине: глаза подвела черным карандашом, а пухлые губы выкрасила в сливово-лиловый, правда, джинсы надела самые обычные – обтягивающие «ливайсы», которые называла «чаевымогателями», – но с парадной блузкой белого шелка. Блузка была застегнута на все пуговицы, только просвечивала так, что мне во всей красе виден был черный бюстгальтер.

– Чур, я впереди сижу! – бросила она через плечо: за ее спиной Мози выбиралась на крыльцо через парадную дверь.

Я уже устроилась за рулем, завела мотор. Когда Лиза залезала в салон, я подозрительно прищурилась, а она в ответ сделала, наоборот, большие глаза. Сама невинность, котенок, минуту назад лизавший сметану на кухне.

– Слишком ты нарядная для школьной вечеринки, – заметила я, но она лишь повела плечиком и поудобнее устроилась на пассажирском сиденье. – А ты бы выпустила Мози из дома в такой блузке? Зачем дурной пример подавать, зачем гусей дразнить?