Мародерские хроники - Олег Кожевников

После этого мы краном–манипулятором загрузили бочку в кузов УРАЛа, и Саша отъехал в голову будущей колонны, где и заглушил вездеход. Флюр пошел глушить остальную технику. Мы же, немного поболтав — отправились в наш кунг. На последний, перед дальней дорогой, обед.

К нашему приходу, все было уже готово, и, как только все расселись за столами, Маша с Галей начали подавать полные тарелки. Потом в наш кунг пришли и девушки, которые были сменными водителями в вездеходах. Пришла и Вика, она опять добилась моего согласия ехать с ребятами в первом вездеходе. За нее даже попросил Флюр, он сказал:

— Батяня, пускай девчонка хоть немного отойдет от тупого сидения в будке. Я бы уже давно слетел с катушек, сидя в этой тюрьме на колесах, фу, пардон, на гусеницах. К тому же она нам нисколько не мешает, а, наоборот, только веселит и придает какую–то осмысленность нашей работе.

После этого разговора с Сашей я и возражать не стал. Если даже Флюр не против — то, что уж говорить про законного супруга. И Ванюшке, я думал, тоже будет полезно побыть подальше от мамочки, Вика его буквально затискала. Бабушка была все–таки сдержанней, тем более, когда ее окружали не относящиеся к нашей семье люди. Обед затянулся до наступления полной темноты, только тогда мы, затушив печку, направились рассаживаться по нашим вездеходам и минут через пятнадцать, наконец, тронулись.

В нашем славном экипаже, первым за управление ГАЗоном сел Сергей, я как обычно, устроившись на пассажирском месте, почти, что сразу задремал. За время нашего путешествия, у меня уже образовался инстинкт — как только я усаживался на пассажирское кресло, у меня сразу же закрывались глаза, и я впадал в бессознательное состояние. Я вспомнил, что примерно такой же инстинкт у меня открывался и в вагоне метро. И он оказался настолько крепким, что даже после покупки машины, когда я стал попадать в метро раз–два в год, все равно исправно действовал. И может быть тот, въевшийся в спинной мозг инстинкт, сейчас перепутал кресло вездехода с сиденьем в вагоне метро. Как и тогда, по–видимому, мое подсознание было начеку, иначе, как объяснить, что я мгновенно проснулся, когда вездеход остановился. Прошло уже четыре часа и наступило время пересменки. Эта процедура стала уже настолько рутинна, что практически не вызвала никаких комментариев в эфире, даже Флюр ничего не высказал по рации. Я еще тогда подумал — наверное, это Вика так благотворно действует на наш первый экипаж, что даже Флюра отучила развлекаться, разговаривая по рации.

Когда мы с Сергеем поменялись местами, он тоже уснул практически сразу после начала движения. Этого спокойного, монотонного, медленного движения я выдержал не больше часа, потом у меня возникло непреодолимое желание совершить какое–нибудь активное действие. Минут пять я обдумывал варианты, что мне сотворить: поболтать по рации с первым экипажем, или разбудить Серегу и поговорить с ним. Но отвлекать от дела наших впередсмотрящих как–то было неловко, также как и других водителей вездеходов — сам постоянно ругался, что нельзя засорять эфир. Будить Сергея, было тоже чревато — тогда он будет поступать со мной также, когда я засну. Поэтому пришлось выбрать третий вариант — включить, вмонтированную Валерой аудиосистему. Я вставил туда МП-3 диск с песнями Трофима, установил громкость такую, чтобы не разбудить Сергея, и в течение этих трех часов до окончания своей смены, с ностальгией слушал любимые песенки.

Вот примерно в таком ключе, мы и двигались уже почти, что тридцать часов. За это время была одна относительно длительная остановка более трех часов. За это время мы дозаправили нашу технику и устроили опять в женском кунге обед. Несмотря на остановку, мне уже смертельно надоел этот ритм, практически неподвижное сидение на одном месте. Только остановки на пересмену позволяли хоть немного подвигаться и поговорить с другими людьми.

Постепенно до меня начало доходить, что нам просто физически нужна длительная стоянка, чтобы можно было нормально выспаться, походить в полный рост, да и просто пообщаться. Без этого, все движение по льду Каспийского моря будет напоминать медленную пытку, и не факт, что все смогут такое выдержать и не сорваться. Поэтому для себя я решил, что при очередной остановке на дозаправку нам придется вставать лагерем не меньше, чем часов на пятнадцать. К тому же, нужно было что–то решать с нашим заправщиком. Когда мы заправлялись последний раз, то выкачали из него оставшуюся солярку. Теперь он двигался совершенно пустой. Единственной причиной, по которой мы его еще не бросили, было то, что он буксировал сани, нагруженные продуктами. Но при следующей остановке на заправку освободится место от бочек с соляркой на грузовом УРАЛе и можно будет перегрузить туда эти продукты. И как бы ни было больно и жалко, все–таки придется оставить на морском льду наш верный, но ставший окончательно бесполезным, заправщик.

Об этом я и размышлял, когда подходил конец моей смены, мне оставалось находиться за управлением вездехода двадцать семь минут. Как обычно к концу смены, я посмотрел на показания навигатора, мы находились совсем недалеко от берега Каспийского моря. Как только я отвел глаза от дисплея системы "Глонасс", раздался вызов по рации. Опять, наверное, Флюр заскучал, — подумал я, беря в руку радиостанцию. Включив ее на прием, я услышал не шутливые приколы Флюра, а вполне серьезный и слегка взволнованный голос Саши, он, немного торопливо и сумбурно спрашивал:

— Алло, Батя! Прием, прием! Ты слышишь меня?

Я ответил:

— Конечно, Санек, я не только тебя слышу, но и размышляю, почему же ты такой

взволнованный? Случилось, что?

Из динамика донеслись возбужденные голоса Вики и Флюра, потом, перекрывая их, раздался уже более спокойный голос Саши:

— Да нет, ничего экстраординарного не произошло. Просто Вика вдали разглядела какое — то непонятное строение. Вот я тебя и вызываю по этому поводу. Будем к нему подъезжать, чтобы рассмотреть получше? Или как? Если к нему свернем, то общее отклонение от маршрута составит километров пятнадцать — не меньше, а это литров тридцать соляры.

В этот момент из рации донеслись громкие вскрики Вики:

— Папа, папа! Я точно видела — это лежащий на боку корабль! Просто мы за это время немного проехали, и сейчас Флюр видит только снежную гору.

После этих выкриков, из динамика донеслись какие–то скрипы, а потом раздался вопрос Саши:

— Ну, что решаем, командир, поворачиваем?

Я немного помолчал, размышляя, а потом ответил:

— Ладно, Кот, давай уважим девочку! Тем более, я уже точно решил, что заправщик придется бросать, а на этом мы, сам понимаешь, литров пятьсот горючего сэкономим.

После этих моих слов рация замолкла, и мы явно начали отклоняться вправо от своего маршрута. Значит, едем к обнаруженному объекту и, наверное, там получится немного размять мое закостеневшее тело, — с облегчением подумал я.

Минут через двадцать неспешной езды, уже и я смог разглядеть засыпанное толстым слоем снега, довольно большое судно. Оно было раза в три больше, чем так хорошо нам запомнившаяся, самоходная баржа с углем, вмерзшая в лед реки Оки, около Серпухова. От находки той баржи у меня остались самые теплые воспоминания. Ведь только благодаря углю, находящемуся в ней, мы и смогли продержаться и не замерзнуть в те дикие холода, когда температура иногда опускалась до -160 градусов по Цельсию. Поэтому, у меня сладко засосало под ложечкой в предвкушении каких–нибудь приятных и полезных находок. Наверное, такое ощущение было не только у меня, поскольку из ожившей рации донесся возбужденный голос Флюра: