Разговоры о тенях - Евгений Юрьевич Угрюмов

1 Рабле.

2 Читать Скриба, «Стакан воды».

43

не являясь… как, собственно, и пошлость, да и как всякая метафора)… головная

боль – всего лишь ирония, потому что, чтό ещё, кроме фантазий и надежд (что

равносильно, тождественно, я бы сказал, головной боли), позволяет человеку

жить? А вера в храм истины – это ого!.. когда другого не остается, тогда другого

не дано. Это смешно.

Теперь уже и Софи вместе с Профессором и Доктором, как уже сказано,

замирают в естественно соответствующих сошедшей с небес благой вести

позах.

Да, да, да! Размышлять, сравнивать, анализировать, приходить к выводам – это,

все знают – игра ума, интеллектуальная игра.

И ещё есть много свойств, которые отличают человека от козы (я о козе

потому, что помню одну удивительную козу; она оставляла брошенную ей

хозяйкой морковку и подходила ко мне, чтоб поласкаться, когда я появлялся…

поласкаться ей было приятнее или нужнее, чем грызть морковку), но, уверяю вас,

все те (свойства), которые отличают меня от козы, все они, и это не надо

доказывать, принадлежат интеллекту.

– Интеллекту, интеллекту, – бывало поддакивал доктор Жабинский профессору

Делаланду, играя с ним в кости, а бывало и не играя, потому что профессор мог в

это время быть «застигнут», как было сказано выше, и оставался и играть, и

поддакивать один доктор.

– И пусть, – говорил доктор, пусть даже непонятно кому говорил доктор, если

профессор был застигнут, – пусть собака показывает зубы, клыки, пусть неистово

рычит и гребёт лапами землю – это не злоба, это агрессия, собака агрессивна,

животное агрессивно… может есть (про собачек говорят: кушать) хочет (это

общее с человеком свойство, профессор), может «весна у неё священная»,

девочку хочет (про собачек говорят: сучку; тоже есть здесь общее с человеком),

может от трусости (тоже общее) – но это не от злобы. Злой тот, кто задумывает и

осуществляет зло (очень важный момент для понимания наших разговоров). Зло –

категория этическая, а если хотите, эстетическая… зло – это построение ума, а

построение, как вы понимете, может быть ещё и каким красивым. Собака не

может приносить зло… не может создавать красоту. Хотя, есть собаки, которые

неистовствуют… какие у них мотивации?

Ах, «Она ушла в себя, погребла свою злобу под плитой безмолвного

стоицизма»1! И «погрести» собака не может, поэтому, не может быть злой.

«Злой, как собака», – нонсенс, риторический экзерсис, я бы сказал оксюморон.

Злоба – это интеллектуальная игра, это способность запомнить, чтоб отомстить.

Запомнить собака может, а отомстить – это не собачье, говорят, дело. «Злоба»

происходит от «зло», а зло обязательно несёт в себе месть, и тут хоть дьявола

приводи в пример, хоть египетского бога, хоть греческого, как говорил один

1 Из Флобера.

44

(другой), не наш профессор, хоть Деметру, хоть Мома насмешника, а хоть и

обиженных и оскорблённых… но это у Ницше… Ницше, Ницше или у певца

оскорблённых Достоевского, что в общем…

…ну да мы о своём.

Смех. И смех – интеллектуальное занятие. Все эти ужимки и сотрясения, «…

полезные для здоровья человека движения (колебания) ряда внутренних органов

тела»1 (я бы сказал, и внешних), разрешают интеллектуальную игру.

Предложенная партнёру такая игра, такая интеллектуальная схема, полученная

путём сравнений несравнимого, сопоставлений несопоставимого и размышлений

над неразмышлимым, выстраивается в парадокс, который вызывает у человека,

единственного, обладающего интелллектом в мире под луной существа, шок.

Потом длится узнавание и приходит разрешение, снова же, «…полезными для

здоровья человека движениями (колебаниями) ряда внутренних органов тела»

(моё pardon за повторение, но хочу сказать, что иногда лучше повториться, чем

если твою шутку не поймут), потому что не умирать же от того, что «кислая

капуста всегда пахнет кислой капустой».

Человек, который и стал человеком после того, как научился смеяться и

смеяться над собой, проживая мучительную и, зачастую, несправедливую со

стороны жизни жизнь, всё больше теряет эту способоность, -

Хоть смеяться – так оно

Старикам уж и грешно.2 -

и, таким образом, в нём всё меньше остаётся человека…

Есть, правда, и такие, которые за всю свою жизнь так ни разу и не засмеялись,

только звуки издавали, чтоб не отличаться от других, которые смеялись. Агеласты

называются, несмеяны этакие. Эти, думаю, просто не видели хорошо

вывалявшегося в грязи Ивана-дурака. Увидели бы, засмеялись бы… потому, что

люди всё же.

Шутки, конечно же, тоже принадлежат к разряду комического, как и сатира, и

пародия. И та, и другая, и третья всегда имеют намерение. Всегда им хочется

оскорбить, унизить или, ну, хотя бы, поучить. И как бы шутник ни прикидывался

шутником – он всегда вступает на скользкую тропинку этакого фехтования,

обмена уколами, ударами с обшучиваемым, идёт, идёт, скользит – надо, чтоб и

поняли и посмеялись, и не очень-то поняли, но тоже посмеялись, не надо только

поскользнуться. Однажды (однажды ли?) один король так смеялся, так смеялся

над шуткой шута, что через несколько дней шуту отрубили голову –

поскользнулся шут.

Ведь что такое шутка, как не вечное выяснение отношений? Но тогда – вся

жизнь – это выяснение отношений. И что же тогда – вся жизнь – шутка? Хороший

1 По Иммануилу Канту.

2 Пётр Павлович Ершов, «Конёк Горбунок».

45

силлогизм? Ну, да, да! Шутка – это часть жизни, часть, которая вечно хочет зла, а

бывает, совершает и благо, извиняюсь… или… вечно хочет блага, а совершает

зло, бывает творит зло, а говорит, что это шутка. Да, да! такое впечатление, что

она сама по себе, а мы, как сказано, и вόлоса не можем сами белым или чёрным

сделать, а шутим, отшучиваемся, якобы.

Жизнь человека – вот рассадник, оранжерея и поле шуток – здесь следует

напомнить, что всяческие изощрённые правила и установления на протяжении

ряда столетий, эпох, запрещали говорить шутки и комиковать про бога, про

великих людей, про людей представляющих лицо своего времени (интересно и

известно, что «лицо» это – это не одно и то же лицо для современников

(Zeitgenossen, как сказали бы немцы, Herr Schlegel, например, или Herr Schlegel,

его брат), и для несовременников, как какой-нибудь Herr Rose живущий через

сотню-две лет später); осмеянием надругались, осмеянию подвергались только

простые человеки – но жизнь человеческая – это среда комического, нива, на

которой уродливый бог Мом выращивает, холит и лелеет свои насмешечки,

злословия и глупости, чтоб рассмешить главных богов и посмеяться вместе ними;

и, поэтому, не сильным мира сего своими правилами регламентировать шутки

шутов, шутов, и шутников. Из любых