По обе стороны фронтира - Алексей Волков

Сразу невольно вспомнились рассказы о том, что именно дядя Николай еще перед войной уговаривал своих кузенов создать тайное общество, а в перспективе – свободную республику Чока на Сахалине. Но тогда он был совсем молодым. Это сейчас – полковник, человек с положением. Правда, среди нынешних борцов за свободу, по слухам, имеются и генералы.

Сколько дяде? Тридцать или тридцать один? С точки зрения Андрея – едва не глубокий старик, но впереди у этого старика еще много лет активной деятельности.

– Как у вас дела в Белой Руси?

Имение молодого офицера располагалось под Минском. Небольшое имение, земли не сказать чтобы плодородные, доходов мало.

Или полковник сознательно уводит разговор с неприятной для себя темы?

По-любому, беседа была прервана появлением очаровательной женщины. Глаза ее были настолько глубоки, что тут бы и применить узнанную фразу от оставшегося в столице Русской Мексики друга, но вот незадача – все слова напрочь вылетели из головы.

– Прошу познакомиться. Андрей. Мой троюродный племянник. Моя супруга Виктория Петровна.

Обаятельная улыбка, протянутая рука… Андрей почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам.

У каждого народа свои обычаи. Знатному потомку испанцев просто неприлично иметь меньше трех-четырех имен, этакого обращения к заступничеству сразу нескольких святых, но среди русских можно представить жену проще. Как принято в России. Раз она распространилась до далекого заокеанского континента.

– Как добрались? Вы же из метрополии? – Виктория спрашивала по-французски, не то не освоив русскую речь, не то следуя традиции дворянского сословия.

– Признаться, порою скучновато. Очень долгий переход через океан. Да и по прибытии – прежде – в Мехико, потом уже с назначением – сюда. Пока до вас доберешься…

Супруги весело рассмеялись в ответ на признание.

– Что ж ты хотел, Андрей? Америка. Пространства здесь – не хуже, чем на Руси. Скажи спасибо, хоть ямскую службу наладили. Я приехал, тут и того не было. Приходилось добираться повсюду самостоятельно.

Полковник мимолетно улыбнулся, вспомнив что-то из давних уже времен. Сколько лет он уже провел здесь? Семь? Или даже восемь?

Мысли о прошлом тут же уступили место заботам о настоящем.

– Людей не хватает, – пожаловался полковник. – Невозделанной земли кругом – море, а заселить ее некем. С вами много поселенцев прибыло?

– Много. – Сразу перед глазами встало переполненное судно. – В основном немцы. Но и наши тоже имеются. Сами знаете, Николай Николаевич, раз крепостное право здесь запрещено, многие из крестьян бы поехали, но кто же из помещиков их отпустит? А выкупить себя и семью могут единицы. Кое-кто вообще говорит о пагубности колонии и дурном примере, который она подает подданным. Мол, простые поселяне начинают говорить между собой о царящей здесь воле.

Супруги понимающе переглянулись.

– Но это же ужас! – произнесла Виктория.

– Если кое-кто – не страшно, – в противовес ей покачал головой Николай. – Новое всегда встречает сопротивление. Вполне возможно, сам факт того, что здесь изначально указом Государя отменена любая форма личной зависимости, как раз и должно привести к постепенной отмене крепостного права на родине. Наш край служит для проверки новых идей по форме государственного устройства. Получится здесь процветание – и точно такую же модель примет вся страна. Надо расценивать происходящее здесь с этой точки зрения и потому работать не покладая рук.

Услышанное заставило взглянуть на полковника с другой точки зрения. Может, действительно нужен не переворот, а долгая и кропотливая работа на благо общества? Только где взять терпения, когда хочется всего и сразу?

– В общем, сам скоро увидишь, как у нас и что, – подвел итог старший Муравьев. – Извини. Долго отдыхать с дороги не получится. Служба и есть служба.

– Я понимаю. Готов приступить сразу же, – с готовностью отозвался подпоручик.

Супруги вновь тихонько рассмеялись. Даже стало завидно царящему в доме миру и согласию.

– Ну, сразу не надо. Прежде хоть баньку принять, дорожную пыль смыть. Хоть немного дух перевести. А вечером я тебя с господами офицерами познакомлю. С местным обществом – придется чуть позже. Когда у нас ближайший бал? – уточнил у жены Николай.

– Через два дня. У младшей дочери дона Алонса Карла Себастьяна именины, – немедленно ответила супруга.

– Вот и отлично. Сразу и познакомишься, если не со всеми, то с большинством приличных людей. Из тех, кто в данный момент находится в городе. Как понимаешь, многие трудятся в своих имениях. Хозяйство пригляда требует.

– Да! – запоздало вспомнил Андрей, обращаясь к Виктории. – Я ведь вам письмо от брата привез.

– Как он там? – живо спросила женщина, принимая большой конверт.

– Отлично! Службой доволен. И как иначе? Кавалергард. Один из лучших гвардейских полков! Может, скоро поручика получит.

Но Виктории явно не терпелось прежде прочитать послание.

Сколько они уже не виделись с братом? Семь лет? Давно подрос, возмужал…

Братишка…

Тот же город

Тизенгаузен вертел головой по сторонам. Все-то ему было интересно, все хотелось понять, запомнить. Ученый человек, что с него возьмешь? И не молод, пятый десяток разменял, а порою ведет себя, словно пятнадцатилетний юноша. Гансу приходилось постоянно следить за хозяином, а то вдруг тот в любопытстве своем не натворил бы чего-нибудь – элементарно не врезался лбом в дерево, а то и споткнулся на ровном месте. Порою герр Тизенгаузен становился весьма рассеянным.

Можно было легко понять профессора, отнюдь не богатого, из захудалого германского княжества. Он и мечтать не мог когда-либо применить накопленные немалые знания, да еще где – на гигантском континенте, где ученый – редкость. Как, скажем, редкость индеец посреди Европы. Их и здесь, на улицах Сан-Антонио, было сравнительно мало. В основном те, кто уже отчасти вкусил благ цивилизации и вписался в нее. В виде слуг, работников, а то и вовсе непонятно кого – при оружии и в неком подобии формы.

Зато хватало негров. Тизенгаузен уже прекрасно был осведомлен в причинах этого наплыва. Бывшие рабы бежали из соседнего государства на русскую территорию поодиночке и семьями. Бежали туда, где, согласно указу Императора Александра, не было не только рабовладения, но и крепостного права – в любых его проявлениях. Хотя таковое все еще процветало в метрополии – по доходившей до профессора информации. Сам он в России никогда не бывал, однако охотно откликнулся на предложение поменять подданство и отправиться в заморские края огромной и великой державы. Благо, как многие немцы, он немного знал русский язык – или думал, что знает. Хотя на судне, где он плыл, жители России его почему-то не понимали или понимали с таким трудом, что приходилось повторять им каждое предложение вновь и вновь, да еще подкреплять его жестами.