Красное платье - Алла Осипова

— Помни о своей мечте. Я буду тебе писать и звонить. — Он вздохнул, улыбнулся и ушел.

На углу дома обернулся, помахал мне рукой. Я почему-то продолжала смотреть ему вслед. Рона мне будет не хватать. За эти несколько дней он стал для меня близким человеком.

…Домой я притащила добычу: йогурт! Бабушка дрожащими руками взяла заветную баночку и начала медленно и осторожно есть розовую клубничную простоквашу. На лице ее сияла блаженная улыбка. Она доела все и вылизала баночку.

— Спасибо хорошему человеку за доставленное удовольствие. Дай бог ему счастья, — сказала довольная бабушка, облизывая сморщенные губы и закатывая глаза от восторга.

Спасибо Рону. За все спасибо.

…И помчались дни, до отказа заполненные делами. Жаль, что в сутках всего двадцать четыре часа, жаль, что нужно тратить время на сон.

Я продолжала молиться, и все у меня получалось с Божьей помощью. Денег накопилось достаточно для того, чтобы заткнуть дыры в нашем скромном бюджете. Первое, что я сделала, — поставила памятник папе. Он получился довольно скромный, но благородный. Мы с мамой долго выбирали фотографию. Оказалось, что на всех фотографиях папа смеялся так задорно и весело, что было как-то неуместно помещать такую фотографию на памятник. Оставалась только фотография на паспорте, там папа тоже почти смеялся, хотя изо всех сил старался быть серьезным. Затем я купила нужные лекарства для бабушки и мамы, питание для Богданчика, починила краны, обулась в надежную обувь. После отъезда Рона я уволилась из фирмы и стала заниматься другими делами.

Сразу приступила к выполнению задания: составила список людей разных социальных слоев и профессий, которые жили в сталинское время. За месяц посетила этих стариков и взяла у них что-то типа интервью. Картина получилась пестрая. Некоторые с восторгом и упоением отзывались о Сталине, считали, что нашей стране нужен такой руководитель. Другие его ненавидели и проклинали. Некоторые колебались. Я старалась не делать никаких выводов, отпечатала интервью на папиной старенькой печатной машинке и послала отчеты Рону. Он позвонил, поблагодарил меня и передал премию за работу.

Терлецкий сдержал слово и познакомил меня со своей институтской подругой Майей Лисянской. Она посмотрела мои работы и предложила подрабатывать в одной из мастерских, осваивать технологию швейного производства. Оказалось, что я многих секретов шитья не знала и с удовольствием освоила все тонкости швейной премудрости. Работала в мастерских пару раз в неделю, с огромным удовольствием.

Осенью поступила на вечернее отделение института. Швейную машинку купила и освоила досконально. Вечерами плотно закрывала двери и стрекотала в бабушкиной комнате до полуночи. Слава богу, машинка была очень хорошая и не слишком шумная, иначе наши вредные соседи сразу отреагировали бы на ночной шум.

Терлецкий несколько раз позанимался со мной рисунком и живописью. Он оказался совершенно нормальным мужиком, просто любил изображать из себя циника и клоуна. А на самом деле был одиноким, сверхчувствительным человеком искусства, а при мне даже несколько раз плакал, вспоминая о горячо любимой маме.

Я дала объявление в газету: «Шью на заказ. Перелицовываю, подгоняю по фигуре. Создаю новый имидж. Выезжаю на дом». Вначале звонков по объявлению было мало. Я хорошо запомнила свою первую клиентку. Она жила в районе Куркино. Я ехала и искала ее дом почти два часа. Клиенткой оказалась сорокалетняя полная женщина Валя, она хотела, чтобы я сшила для нее наряды, в которых ее фигура смотрелась бы стройной. Мне удалось разработать силуэт, который скрывал недостатки фигуры и подчеркивал женственность и аппетитность форм этой приятной женщины. Валя оказалась, на мое счастье, ужасной болтушкой. У нее в подругах ходила половина Москвы, причем все подруги были с нестандартными и сложными фигурами. Подружки Вали задали мне работы на ближайший год, только успевай поворачиваться. Я очень старалась. Для каждой нашла какую-то изюминку в крое и аксессуарах, мы проработали все детали имиджа по специальной схеме. Это были девушка-зима, которой шли холодные цветы, несколько женщин-лето и целых четыре подруги-осени. В соответствии с цветом кожи, глаз и волос мы подобрали новый гардероб для каждой, не забывая о мельчайших деталях, например о ремнях для юбок и брюк. Такой мелочовкой можно испортить всю картину, а когда эти вещи уместны и соответствуют костюму, появляются гармония и особый шик.

Я чувствовала себя счастливой, потому что занималась тем, о чем мечтала. Творческие идеи приходили постоянно неизвестно откуда. Вернее, известно, ведь я была только проводником, антенной, настроенной на особую волну.

Рон часто звонил и писал. Он опускал меня на землю, контролировал выполнение намеченных планов. Та салфетка, на которой он писал своей фиолетовой шариковой ручкой в ресторане «Арагви», лежала на самом видном месте под стеклом, мой взгляд постоянно натыкался на нее. Рон прислал несколько посылок. В них были красивые разноцветные пуговицы, тесьма, нитки, специальные выкройки. Он вложил в посылку огромный набор специальных мелков «Крайола» для Богданчика, красивую книжку раскрасок и набор маленьких машинок.

Дни бежали так быстро, что я не успевала замечать, как растет Богданчик. Ему было уже три года, сын развивался быстро, не по годам. Мама разговаривала с ним по-английски с пеленок, используя замечательную систему обучения Глена Домана, бабушка читала наизусть стихи Пушкина и Лермонтова. Богдан рос улыбчивым, доброжелательным мальчиком, ласковым и очень красивым. Когда мы гуляли с ним во дворе, многие обращали внимание на его экзотическую внешность, маленькие девочки старались поиграть с ним.

Дела в институте шли удачно. Мама очень переживала, что я ни с кем не встречаюсь и поставила на себе крест как на женщине. Вроде бы я была вдова, но и не вдова. От Хорхе по-прежнему не было никаких вестей, но никто не мог дать мне окончательный ответ, что произошло. Мама постоянно твердила:

— Лизочка, тебе надо с кем-то познакомиться. Сходи куда-нибудь.

— Куда?

— В театр, например…

— Мамочка, в театре я засну. Я даже в цирке заснула, когда мы ходили туда с Богданчиком, хотя там обстановка не способствовала сну…

— Ну, я не знаю, может быть, тебе поехать в дом отдыха. Без нас, одной. Вдруг кого-то найдешь. — Мама с надеждой заглянула мне в глаза и покивала, словно гипнотизируя.

— И что я там без вас буду делать? Слоняться без дела и высматривать подходящую жертву? У меня сейчас заказов полным-полно, ничего не успеваю, дипломный проект надо защищать, а я буду по домам отдыха ездить, — сердилась я.

— Ну неужели в институте не с кем познакомиться? Там же наверняка есть симпатичные молодые люди, — вздыхала мама. — Ты у меня такая красивая, умничка, как жалко, твои самые лучшие годы проходят за швейной машинкой!

Конечно, за мной пытались ухаживать молодые люди в институте, но мне было некогда, а мальчики были молоденькие и легкомысленные, мне казались смешными их ухаживания. Нет, если говорить начистоту, я даже попыталась насколько раз сходить на свидания с совершенно конкретной целью — не дать себе засохнуть. Одним инструментом для моего оживления послужил институтский преподаватель, другим — бывший школьный приятель. От этих свиданий осталось чувство брезгливости и какой-то безумной неловкости. Я бы даже сказала, что этих свиданий было не два, а одно с половиной, потому что второй претендент выпил слишком много коньяка «Белый аист» и потерял от волнения боеготовность.