Чистилище. Забытые учителя - Александр Токунов

— Это для вас, господин Ивлев, — тут же подошел один из лакеев, протягивая объемную чашку с непонятной зелёной жижей.

— Что это? — едва не поморщился подполковник.

— Это сельдереевый суп, — услужливо подсказал лакей.

Ивлев с сомнением зачерпнул ложку супа, отправил в рот. Суп оказался вполне недурным, приправленный какими-то кисло-сладкими специями. Подполковник взял чашку и, прихлёбывая, направился к одной из витрин. Здесь он с удивлением узнал знаменитое «Коронационное» яйцо Карла Фаберже. В этой же витрине была выставлена маленькая филигранная каретка.

Ивлев вспомнил, как после возвращения этих шедевров весь Интернет пестрел заголовками типа: «Эти яйца — тот же «Челси», только в профиль».

«Сокровища мировой элиты — теперь снова сокровища мировой элиты, — мимолётом подумалось Ивлеву. — Интересно, где застал их вирус? Неужели в Москве? Или это копии?» Спрашивать было нетактично, и подполковник предпочёл просто насладиться зелёным супом из сельдерея — это было, кажется, единственное блюдо, которое тут можно было есть без опаски.

Страшно было подумать о том, какие ценности были выставлены в остальных витринах. Да и что о нём могли подумать? Ходит тут, смотрит… Хотя эти экспонаты и выставляли тут для того, чтобы показать свою власть и влияние. Он всё-таки обошёл все витрины и полюбовался на все девять яиц Фаберже, а также на табакерки, ювелирные украшения и прочее, в изобилии укрытое за броней стёкол. А может быть, на копии?.. Только очень хорошо сделанные копии, поскольку локомотив нанотехнологий, главный инноватор страны, арендатор Шуваловского дворца, собирался выпускать копии этих яиц и украшений.

— Я вижу, вы впечатлены, — услышал Ивлев знакомый голос.

За его спиной стоял Нариман Фархатов с тонким хрустальным бокалом в руке. Второй он услужливо и одновременно покровительственно протягивал Ивлеву:

— «Кримин Игл» 1994 года, более полувека выдержки. Такого вина больше не существует в природе. Даже если виноградники и остались, — мечтательно произнёс Фархатов, — они заражены.

Ивлев принял бокал. Он не употреблял алкоголя уже многие годы, но ему следовало казаться в этой компании своим. Слегка пригубив, подполковник понял, что Фархатов не обманул: вино действительно обладало приятным благородным вкусом и букетом.

— Да, хорошее вино…

— А вам не кажется, Евгений Иванович, что лидер вашего анклава придерживается, скажем так, слишком консервативных позиций?

«Закидывает удочку, — подумал Ивлев. — Конечно, они ничего о нас не знают — вот и зондируют почву, вдруг кто клюнет. И Николаева на ужин не позвали, зная принципиальность его отца…»

— Знаете, Нариман Эдуардович, консервативных или не консервативных, но все эти тридцать три года мы успешно выживали и справлялись со всеми трудностями. Однако всё меняется, — загадочно улыбнулся подполковник, — никому не дано знать, когда он умрёт…

* * *

Аэростат набирал высоту. Дорога домой всегда радовала, но не в этот раз. Было «бермуторно на сердце и бермутно на душе»[12]. Володька сидел, прислонившись к иллюминатору, и не мог понять, что не так. Ивлев был в приподнятом и воодушевлённом настроении, под гондолой была привязана цистерна с огнесмесью — торговое соглашение было заключено, и очень даже удачно. Подполковника Ивлева приняли как своего.

Может быть, причиной плохого настроения было безделье? Говоря конкретнее, шесть часов безделья — в этих их номерах даже книг нет, а на ужин не удосужились пригласить — принесли какой-то набор малосъедобных продуктов. Пришлось коротать время за упражнениями, благо стены и полы есть везде.

Теперь всё будет более или менее привычно — поставки, рейсы туда-обратно, а в подземелья к карликам можно и не спускаться — до следующего года.

Гаргар вначале пытался шутить, но потом словно бы всё понял и отстал. Впереди было пять дней отдыха, которые можно было провести с родителями, с Ингой, навестить Константина Фёдоровича, выспаться, наконец, а там уже и видно будет. Но на душе было неспокойно.

Россия, Москва, Рынок Крылатского анклава

Рынок галдел десятками голосов. Следопыты из других анклавов, торговцы, короче, все, кому не лень. Торг шел хорошо. Сыч подумал, что сегодня ему удастся продать и что-то более весомое, навар будет. Он был назначен старшим по Рынку — сегодня главный торговец, именно он может организовывать распродажи, делать скидки и так далее.

Полковник Смирнов оказался добр к нему. Смирнов был комендантом Рынка, назначили его недавно, и он только осваивался на должности, обживался, так сказать. Сычу он не нравился — этому полковнику было всего двадцать пять, мальчишка еще. Да Сыч только торгует двадцать пять лет! Он вспомнил, как девятилетним пацаном бегал по всяким поручениям на Рынке, он его знает как свои пять пальцев. Да, не военный, но с должностью коменданта он справился бы. Сыч не мог понять, почему Васин отдал его заслуженную должность Смирнову.

Первым делом, естественно, он сменил всё руководство Рынка, поставив своих людей на все мало-мальски значимые места. Смирнова можно было назвать системным оппозиционером, и именно такую оппозицию он постарался выстроить здесь, на Рынке, — всё как угодно, лишь бы не как у Васина.

Комендант руководил всем на Рынке, включая пропускную систему и систему обороны, а всеми торговыми операциями руководил старший по Рынку. Он избирался на ежемесячном собрании, а его кандидатура утверждалась комендантом.

— Алюминиевые, — внезапно уловили уши Сыча тихий голос, — легче обычных, редкая вещь — бери, не пожалеешь…

Сыч развернулся. Какой-то торговец, закутанный в плащ-дождевик, вокруг него кучкуются несколько людей среднего возраста, судя по снаряжению, следопыты из других анклавов.

«Послушаем…»

— Легче обычных, бери-бери, — продолжал торговец, — что тут думать? Это выбор профессионалов!

— Дорого же ты за них просишь! — рыкнул один из следопытов. Видимо, намёк на его непрофессионализм ему не понравился.

— Так товар редкий, прямо со склада беру, не пользовался ими никто! — похвастался торговец.

«Нужно, чтобы они сторговались, а там уже можно брать…» У Сыча в этих вопросах был богатый опыт.

— Больше пяти канистр не дам, — отрезал следопыт.

— Десять, — настаивал торговец, — по канистре за каждый. И канистры я оставлю себе.

— Восемь.

— По рукам! — обрадовался торговец. Он тут же достал из поясной сумки ещё восемь магазинов и передал их следопыту.

Сыч задумался: «Если те двое с ним, то своего командира в обиду не дадут — брать опасно, а дежурных нет… Где ж их носит?! Впрочем, за нападение на старшего по Рынку можно и высшую меру схлопотать… Однако они не боятся торговать краденым и изъятым из оборота. Обождём…»