Аристократия и Демос. Политическая элита архаических и классических Афин - Игорь Суриков

* * *

Переходим непосредственно к Афинам и Аттике. Жители этой области принадлежали к ионийской субэтнической группе греческого этноса. На ранних этапах истории полиса, когда государство находилось еще в стадии формирования, гражданское население подразделялось по древнему родо-племенному принципу. Важнейшими и наиболее крупными единицами являлись четыре филы (племени); в состав какой-нибудь одной из них входил каждый афинский гражданин. Есть, впрочем, мнение, согласно которому древнегреческие филы были не племенами в привычном нам смысле слова, а образованиями, близкими к древнеиндийским варнам (Надь, 2002, с. 356; ср. Бенвенист, 1995, с. 193 слл.).

Фила делилась на фратрии – единицы более мелкого размера, объединения преимущественно культового характера. В состав фратрии, в свою очередь, входили роды. Однако членами родов являлись не все жители Аттики, а только аристократы; принадлежность к какому-нибудь роду являлась, таким образом, важным критерием знатного происхождения лица. В то же время постепенно начинали намечаться зачатки территориального деления полиса: каждая фила подразделялась на три триттии, а каждая триттия – на четыре навкрарии. Всего было 48 навкрарий, и эти небольшие округа являлись наименьшими территориальными единицами. Каждая навкрария обязана была за свой счет содержать военный корабль, и таким способом в течение архаической эпохи комплектовался афинский флот.

Афины существовали уже во II тыс. до н. э., являясь «дворцовым царством», но в то время были лишь одним из второстепенных центров микенской эпохи. Возрастанию их роли в известной мере способствовало то обстоятельство, что дорийское нашествие, сокрушившее микенскую цивилизацию, практически не коснулось Аттики, обошло ее стороной. В результате не произошло резких перемен в составе населения области (не считая наплыва ахейских иммигрантов, которые бежали в Аттику из Пелопоннеса, спасаясь от дорийцев), не появилось прослойки пришлых завоевателей, как в Спарте, и не сложилось типов зависимости, близких к илотской. Иными словами, можно говорить об относительном континуитете афинской истории между II и I тыс. до н. э.

Этот фактор, несомненно, сыграл свою роль в дальнейшем, и всеобщий упадок и регресс, характерные для Греции «темных веков», проявились в Аттике в меньшей степени. X–VIII вв. до н. э. были для Афин даже временем относительного процветания (разумеется, их положение может быть названо процветающим только на общем, крайне незавидном фоне тогдашнего греческого мира). Афины являлись одним из наиболее значительных центров в Элладе, особенно в экономическом отношении. В частности, пожалуй, лучшей в Греции по качеству была аттическая расписная керамика геометрического стиля. Впоследствии, однако, под воздействием ряда не вполне ясных причин преимущества Афин несколько снивелировались; к VII в. до н. э. наметилось замедление в развитии этого полиса. Афины как бы несколько отошли в тень, уступили «пальму первенства» нескольким другим крупным городам (таким, как Халкида и Эретрия на Эвбее, Коринф, ряд полисов Ионии) и стали лишь одним из рядовых, хотя и крупных, государств греческого мира.

Исключительно важную роль во всех сторонах жизни ранних Афин сыграла евпатридская аристократия. По удельному весу знати в составе населения афинский полис едва ли не превосходил все остальные. Одной из причин этого был приток в Аттику на рубеже II–I тыс. до н. э. беженцев-аристократов из завоевываемого дорийцами Пелопоннеса. Этих беженцев, насколько можно судить, радушно принимали в Афинах; они занимали там высокое положение. Знатные роды Филаидов, Саламиниев, Алкмеонидов и др. в дальнейшем возводили свое происхождение к таким иммигрантам. А один из родов, пришедших в Аттику из мессенского Пилоса (Кодриды или Медонтиды, как этот род обычно называют в исследовательской литературе), стал даже последней афинской царской династией. В период «темных веков» цари из этой династии разделили судьбу остальных раннегреческих басилеев: их власть, и изначально не слишком прочная, становилась со временем все более призрачной. Их полномочия сократились, был снижен срок пребывания царя у власти – с пожизненного до десятилетнего, а позже и до годичного. Должность царя из наследственной превратилась в выборную и стала доступной не только членам династии Медонтидов, но и представителям других евпатридских родов. Тому же ограничению власти басилеев служило введение других высших (архонтских) магистратур наряду с царской. В конце концов институт царской власти в Афинах раздробился, превратился в коллегиальную власть архонтов, то есть фактически монархия была ликвидирована. Власть постепенно, скорее эволюционным, чем революционным путем перешла к аристократам, которые отныне прочно держали в своих руках все ее рычаги.

В начале VII в. до н. э. сформировалась политическая система архаического афинского полиса как типичной аристократической республики (ее описание см.: Аристотель, Афинская полития. 2–3). Во главе государства стояла коллегия из девяти архонтов, занимавших свой пост в течение года. Между архонтами существовало определенное разграничение функций (хотя не думаем, чтобы оно предельно строго соблюдалось на столь раннем этапе развития государственности). Первый архонт (эпоним) считался высшим гражданским должностным лицом полиса; он давал свое имя году, на который приходилось его правление. Второй архонт (басилей) был, как видно из названия этой магистратуры, в наибольшей степени прямым наследником древней царской власти, но в эпоху архаики сохранял лишь полномочия верховного жреца полиса, руководителя религиозной жизни общины. Третий архонт (полемарх) являлся верховным главнокомандующим вооруженными силами. Остальные шесть архонтов (фесмофеты) контролировали функционирование неписаного права.

Чрезвычайно важную роль в управлении играл Совет Ареопага. Именно этот орган был главным оплотом власти аристократии. В его состав входили архонты, когда истекал срок их пребывания у власти, и оставались членами Ареопага пожизненно (таким образом, способ его комплектования напоминал способ комплектования римского сената). С другой стороны, именно Ареопаг имел прерогативу назначать граждан (естественно, исключительно аристократов) на должности архонтов, и таким образом он как бы постоянно воспроизводил собственный состав. Ареопаг, состоявший из нескольких сотен членов и пользовавшийся огромным авторитетом, осуществлял высший контроль над всей жизнью полиса («распоряжался большинством важнейших дел в государстве», как пишет Аристотель), а также являлся верховной судебной инстанцией, разбиравшей наиболее важные дела и следившей за соблюдением законов.

В ранних Афинах, конечно, существовало и народное собрание, но вплоть до VI в. до н. э., до реформ Солона, оно не играло сколько-нибудь значительной роли, к тому же, насколько можно судить, охватывало собой не весь гражданский коллектив: беднейшие граждане (так называемые феты) в его работе не участвовали, оставаясь, таким образом, неполноправными. В целом положение рядового афинского демоса, как и в других раннеархаических полисах, было довольно приниженным. Он полностью подчинялся традиционному влиянию аристократии и, кроме того, находился от нее в экономической зависимости, которая при этом имела тенденцию к усугублению и во второй половине VII в. до н. э. вылилась в настоящее закабаление знатью беднейших крестьян. Широкое распространение получила долговая кабала. Порой неоплатные должники обращались в настоящих рабов. Во всяком случае, такая картина встает со страниц трудов Аристотеля (Афинская полития. 2) и Плутарха (Солон. 13), описывающих положение в досолоновских Афинах. Насколько достоверна эта информация, на какие источники, помимо трудных для интерпретации стихов Солона, опирались в своих реконструкциях указанные авторы, отделенные от описываемых ими событий веками, – обо всем этом судить очень трудно. Природа кризиса (а кризис, безусловно, имел место, иначе не потребовались бы реформы) неясна; гипотез по этому поводу выдвигалось немало, но все они, как справедливо замечает К. Раафлауб, небесспорны (Raaflaub, 1993, p. 70).