Ты только попроси. Или дай мне уйти - Меган Максвелл

Когда Декстер исчезает за дверью, мой обожаемый, единственный любимый шепчет мне с улыбкой на губах:

– Чувствую, что смугляночка что-то затеяла.

Я хохочу. Эрик присоединяется ко мне.

В этот вечер мы ужинаем втроем. За ужином обычно разговорчивый Декстер кажется менее общительным. Я даже замечаю, как он несколько раз поглядывает на часы. Мне трудно сдержать улыбку. Опля… опля… что я обнаружила!

На следующий день я не вижу Грациэлу за завтраком. Куда она подевалась?

Болит живот. Эта проклятая менструация изводит меня и когда начинается, и когда заканчивается. Вот такая дрянь!

Услышав мой стон, Эрик хмурит брови. Знает, что мне плохо, и уважает мое молчание. Он крайне смышлен и научился понимать меня с полуслова.

Мы первыми садимся в частный самолет. Поднявшись на борт, я расползаюсь на одном из удобных кресел и принимаю обезболивающее.

Нужно, чтобы эта чертова боль поскорее прошла.

Я молчу. Если заговорю, будет еще больнее.

Эрик садится рядом, гладит меня по голове и говорит:

– Ненавижу, когда у тебя что-то болит, а я ничем не могу тебе помочь.

– Я ненавижу это еще больше, – рычу я.

Бедняжка. У него такое жалостливое лицо. Я съеживаюсь, придвигаюсь поближе к нему и мурлычу:

– Не переживай, любимый. Это скоро пройдет и не вернется аж до следующего месяца.

Мой блондин тут же меня обнимает, а я засыпаю, мучаясь от боли.

Когда я открываю глаза, мы еще летим, но я сижу одна. Эрик – вместе с Декстером и Хуаном Альберто. Как только я начинаю шевелиться, он тут же оказывается рядом.

– Привет, малышка. Как дела?

Хлопаю ресницами и понимаю, что моя боль исчезла.

– На данный момент превосходно. У меня ничего не болит.

Мы улыбаемся друг другу, и он говорит:

– Ну ты и соня.

– Я долго спала?

Он с улыбкой проводит рукой по моим волосам и, целуя меня в лоб, отвечает:

– Три часа.

– Три часа?!

– Да, любимая, – смеется мой мужчина.

Я в шоке от своей сиесты. Собираюсь поделиться этим с ним, но он спрашивает:

– Хочешь есть?

Киваю головой. Я дрыхла, как тюлень, и умираю от голода.

В эту минуту открывается дверь в туалет, и оттуда выходит Грациэла. Замечает меня, и ее глаза загораются. Она тут же садится рядом. Эрик произносит:

– Я скажу стюардессе, чтобы она принесла поесть вам обеим.

Мы киваем, а когда остаемся наедине, она тихонько шепчет:

– Декстер спрашивал меня, где я была вчера вечером.

– И что ты ему сказала?

– Что ужинала с другом.

Вспомнив о ее развратном свидании, спрашиваю:

– Ты хорошо провела время с той парочкой?

Грациэла с улыбкой кивает и тихо отвечает:

– Они были ошарашены моим новым образом, и мы отлично провели вечер.

Не в силах сдержаться, мы смеемся, чем привлекаем внимание мужчин. Эрик улыбается, а Декстер выглядит очень серьезным, и когда они отворачиваются, я шепчу:

– Ва-а-а-у-у-у… Думаю, что кто-то сердится.

Она кивает и, съеживаясь в кресле, шепчет:

– Декстер интересовался, как зовут моего друга, а когда я не сказала, взбесился как бык.

Меня это смешит. Глядя ей в глаза, говорю:

– Вчера за ужином он почти не разговаривал и постоянно смотрел на часы. А когда мы с Эриком ушли спать, остался в гостиной.

– Когда я вернулась в три часа ночи, он был там же и не спал.

Я изумленно восклицаю:

– Да что ты говоришь?

– Да, – смеется она. – Он читал в гостиной. Когда я вошла, он даже слова мне не сказал, и я ушла спать. Через пару минут услышала, как он отправился в свою комнату.

Я поражена. Бросаю взгляд на Декстера и понимаю, что он наблюдает за нами. Вот это да! Не могу поверить, что между ними все происходит так быстро, и, глядя ей в глаза, спрашиваю:

– Так, Грациэла, признавайся, когда ты пыталась соблазнить Декстера, он никогда тебе не отвечал?

– Никогда.

– Ну, он, по крайней мере, что-нибудь говорил тебе?

В этот момент подходит стюардесса. Когда она ставит перед нами подносы с едой и удаляется, Грациэла отвечает:

– В последний раз я попыталась около года назад. Он сказал, чтобы я больше этого не делала, потому что он не может дать мне ничего из того, что я хочу, и не желает меня разочаровывать.

– Опа…

– Я помню, что он не очень хорошо воспринял эту дерзость, и около месяца мы не разговаривали. Я даже искала работу в утренней газете, и когда он об этом узнал, то рассердился. Не хотел, чтобы я работала на кого-то другого. Но самое невероятное то, что со следующего месяца он удвоил мне жалованье. Когда я сказала, что не просила повышения, он ответил, что, поскольку не может дать мне то, на что я надеялась, хочет, по меньшей мере, ублажить меня в финансовом плане, лишь бы я не уходила работать на другого.

Так… Это горячий вопрос! Абсолютно убежденная в том, что говорю, я тихо восклицаю:

– Боже мой, Грациэла, все, что ты мне только что рассказала, доказывает, что ты ему нравишься, и очень.

– Нет… Я ему не нравлюсь. Он не сделал ни малейшей попытки.

– А почему тогда он удваивает тебе зарплату, если ты об этом даже не просила?

– Не знаю. Декстер очень щедрый, когда речь идет о деньгах.

– А не может ли он быть щедрым, потому что ты ему нравишься?

– Не думаю.

– А я думаю, что может. Ты ему нравишься. Никакой начальник не повышает зарплату просто так.

– Ты так считаешь?

Я киваю. До сих пор помню, как Эрик сказал мне самой назначить себе вознаграждение, когда предложил сопровождать его по филиалам в Германии.

– Грациэла… говорю тебе, этот мужчина просто сохнет по тебе.

– Матерь бо-о-о-о-ожья, – шепчет она, покраснев по самые уши.

Декстер снова смотрит на нас. Я ему подмигиваю. Бедняга, если бы он знал, о чем мы болтаем! Он отвечает мне улыбкой и отворачивается.

– Ах, Грациэла, а еще говорят, что мы, женщины, чудачки. Но ведь мужчины куда похлеще. – Мы хохочем. – Уверена, ты нравишься Декстеру так же, как и он тебе. А так резко отреагировал он лишь потому, что ты сделала очень скромную попытку. Что действительно ясно, так это то, что ты ему интересна, и он доказывает это своим поведением.