В долине горячих источников - Лора Вальден

— Я не хотела говорить ему, но он спросил, что со мной происходит. Мне снова снился этот сон, в котором она зовет меня на помощь, а я ничего не могу сделать. Я не говорила о ее духе…

— Могу посоветовать тебе только одно: заканчивай с этим! Оставь мертвых в покое, черт тебя побери!

— Совсем не изменилась! — донесся от двери веселый женский голос с хрипотцой.

Сестры отпрянули друг от друга, испуганно обернулись. В дверном проеме стояла Абигайль и качала головой.

— Милая Оливия! Ты по-прежнему третируешь свою бедную сестру? Тебе не кажется, что она достаточно настрадалась? Это ведь ее маленькую дочь проглотил вулкан, а не твою, гадкая ты девчонка!

— Аби! Аби! Аби! — вне себя от радости заговорила Аннабель и, всхлипнув, бросилась к младшей сестре и сердечно обняла ее. — Дай-ка я посмотрю на тебя! Отлично выглядишь!

Это было ложью, но Аннабель не любила сыпать соль на раны родных людей. Кроме того, ей нужно было оправиться от ужаса, охватившего ее при виде изменившейся Абигайль. Сестра пополнела, особенно изменилось лицо, казавшееся каким-то распухшим.

— Многовато макияжа и безделушек, как сказали бы в наших кругах, но для актрисы ты вырядилась как раз нормально, — язвительно заметила Оливия, оглядывая младшую сестру с головы до ног. А затем ровным шагом подошла к Абигайль и обняла ее.

— А ты по-прежнему хороша! Все та же изысканная леди Гамильтон, которую не сравнить с нами, — парировала Абигайль и в свою очередь окинула сестру критическим взглядом.

Аннабель тем временем с интересом переводила взгляд с одной сестры на другую. Большего контраста между такими когда-то похожими сестрами трудно было даже вообразить.

На Оливии было простое платье темно-синего цвета, в котором она выглядела прилично и строго, в то время как Абигайль в своем красном платье с кокетливой юбкой клеш и рукавами в сборочку казалась почти ребенком, если не считать ее излишне выбеленного пудрой лица и ярких румян. К броскому платью она надела лихую шляпку того же цвета, украшенную впереди огромным пером, торчавшим вертикально вверх.

«В таком наряде она произведет в нашей пасторальной идиллии тот еще фурор, — с опаской подумала Аннабель. — А мама снова обвинит ее в том, что она одевается, как публичная женщина. Они не виделись одиннадцать лет. Чертовски долго». Вглядевшись внимательнее, Аннабель заметила, что Абигайль кажется усталой. Может быть, у нее какое-то горе? По ее письмам всегда казалось, что она ведет безумно волнующую, легкомысленную жизнь богемы, однако в глазах сестры читалось нечто совершенно другое. В них застыло грустное, почти потерянное выражение.

Аннабель задумалась настолько глубоко, что в реальность ее вернул только громкий голос Гордона:

— Мне это снится? Точно, снится! Маленькая упрямица превратилась в иностранку. Иди сюда, дай, обниму тебя! — И с этими словами он подхватил свою когда-то хрупкую свояченицу и закружил ее по комнате.

— Гордон, старый медведь, сжалься надо мной, поставь на место! — смеялась Абигайль.

В этот миг по лестнице с серьезным лицом спустился Дункан.

— Давайте вести себя немного потише. Бабушка хочет спать, она… — произнес он, но потом умолк и с любопытством уставился на Абигайль.

— Ты так смотришь, словно задаешься вопросом: кто эта веселая дама и откуда она здесь взялась? — захихикала Абигайль.

— Вы не так уж неправы в своем предположении, — вежливо ответил Дункан.

— Значит, у нас мысли сходятся, поскольку я тоже только что спросила себя: кто этот привлекательный молодой человек и что он здесь делает? Впрочем, я уже догадалась, кто ты такой. Позволь напомнить: твоей любимой игрушкой когда-то была лошадь-качалка, которую сделал тебе дядя Гордон, не так ли? И разве в то лето, когда тебе было восемь, ты не бесчинствовал на море со старшей невестой пирата?

— Что? Ты тетя Аби, которая строила нам с ребятами-маори пещеру разбойников на Мокоиа? — недоверчиво переспросил он.

— Да, я была невестой пирата. А ты из озорника превратился в настоящего джентльмена! Иди сюда, дай своей старой тетке обнять тебя. — И, не дожидаясь ответа, Абигайль резко притянула племянника к себе.

Похоже, это немного смутило его.

— А ты не хочешь узнать, как мама? — строго вклинилась в разговор Оливия.

Абигайль отстранилась от юноши.

— Дай мне хотя бы осмотреться. Я ведь даже не знаю, хочет ли она меня видеть.

— Нет, не хочет! — резко ответила Оливия. — Но это не значит, что ты не должна поинтересоваться состоянием ее здоровья. Впрочем, лучше спроси Аннабель о том, что случилось.

— Мама, прошу тебя, прекрати! — прошипел Дункан.

Но Оливия не обращала на сына внимания. Вместо этого она так закричала, что едва не сорвала голос:

— Ладно, если она не хочет говорить тебе, то это сделаю я. Мама…

— Черт тебя побери, Оливия! — возмутился Гордон.

— Мама! — предпринял еще одну попытку Дункан.

— Она не смотрела за мамой, та упала и теперь парализована!

— Парализована? — с ужасом в голосе переспросила Абигайль.

— Да, она больше не может шевелить ногами и, скорее всего, проведет остаток своей жизни в постели или, если повезет, в инвалидной коляске! Беспомощная женщина, за которой нужно будет ухаживать!

— Оливия! — раздался хриплый голос из комнаты наверху. — Оливия!

— Она зовет тебя, — бесцветным голосом произнесла Аннабель, заметив, что сестра не сдвинулась с места.

— А я не пойду. Это твой дом, и это из-за тебя она оказалась в таком положении!

— Оливия, а ты и впрямь мерзкая, — возмутилась Абигайль. Ее любезность как ветром сдуло.

Дункан возмущенно пробормотал:

— Не знаю, что на тебя нашло, мама, но ты словно фурия набросилась на сестру, и я не собираюсь просто стоять и слушать это.

Оливия в недоумении уставилась на сына. Таким тоном он с ней никогда не разговаривал.

— Оливия! — Голос матери звучал жалобно, почти умоляюще.

— Иди уже! — воскликнула Абигайль, но Оливия упрямо скрестила руки на груди и заявила, что больше не войдет в комнату, где пахнет смертью.

Аннабель бросила на нее испуганный взгляд, а затем молча стала подниматься по лестнице.

— Разве я тебя звала? — прохрипела Марианна, когда Аннабель вошла в комнату.

— Что тебе принести? — спросила в ответ Аннабель, изо всех сил стараясь не показать, насколько она растеряна и обижена из-за неслыханного поведения сестры. Оливия всегда была капризной, избалованной и немного высокомерной, но злой — никогда. К сожалению, она изменилась, причем не в лучшую сторону.

— Я хочу стакан молока. Но пусть она принесет. В дальнейшем за мной будет ухаживать она. Я хочу, чтобы за мной ухаживала Оливия.