Леди и рыцарь - Линси Сэндс

С легким отвращением она принялась заворачивать мясо, решив, что сама будет есть фрукты и хлеб, которые так предусмотрительно собрала в дорогу сестра Юстасия. А ее спутники, если им так хочется, могут есть кролика.

– Восхитительно!

– Да, в жизни не ел ничего вкуснее.

– Я счастлива, что вы довольны, милорды, – пробормотала Розамунда, кусая губы, чтобы не рассмеяться. Трудно было серьезно относиться к их восхищению, когда они все время выплевывали кусочки земли и мелкие камешки. Рыцари просто старались проявить доброту. Оба были учтивы до тошноты с того момента, как они отправились в путь.

Розамунда вновь ехала с Эриком на его коне. Как и накануне, он не просил и не предлагал, а просто подхватил ее одной рукой и усадил в седло перед собой. Как и накануне, Розамунда промолчала, хотя на этот раз сделать это оказалось труднее. Саднящее ощущение между ногами уже прошло, но еще ей не нравилось, когда ее обнимают. В монастыре приветствовалась сдержанность, и Розамунда научилась этому с юных лет. Кроме того, она была независима. Сейчас она все же промолчала, пытаясь выполнить данное отцу обещание повиноваться мужу.

За все утро она не произнесла ни слова, то рассеянно изучая окрестности, то разглядывая коня Роберта. Когда они только начинали путь, ей показалось, что конь прихрамывает на одну ногу. Понаблюдав за ним некоторое время, она решила, что ошиблась, однако время от времени посматривала на жеребца. К тому моменту, когда Эрик наконец объявил привал, Розамунда готова была умереть от скуки. Мужчины решили съесть замечательного кролика, которого она приготовила для них.

Сейчас они уплетали мясо и, похоже, не замечали, что она отказалась от кролика, предпочтя еду, которую собрала для них Юстасия. Наверное, они были слишком заняты тем, что выковыривали землю из своего завтрака.

Скривившись и выплюнув еще один камешек, Роберт проглотил кусок мяса и посмотрел на Эрика:

– Насколько я помню, до следующей деревни не больше часа езды.

– Да, я собирался поменять там лошадей.

Розамунда замерла. Она не прислушивалась к разговору, но эти слова привлекли ее внимание.

– Сменить лошадей?

– Да, – ответил Эрик, стряхивая грязь с куска мяса. Он понял, что, наверное, не так хорошо вымыл кролика, как ему казалось. Не было ни одного куска, чтобы вместе с ним не попался камешек. Он решил, что, видимо, заслужил это. Утром он вел себя совершенно непростительно, и справедливо, что ему досталась еда, пригодная лишь для свиней.

– Нет!

Эрик замер, услышав растерянный возглас жены, и, отвлекшись от еды, повернулся к ней.

– Нет, милорд. Вы не можете обменять мою Ромашку. Это подарок от аббатства. Нельзя продавать подарки.

Эрик удивленно заморгал, не понимая, о чем речь, а Роберт мягко переспросил:

– Ромашка?

– Моя лошадь. Ее зовут Ромашка. Это я ее так назвала. И кстати, именно я помогла ей появиться на свет. Поэтому аббатиса и решила отдать мне ее. У нас с ней особая связь, Вы не можете продать ее, милорды.

Роберт слегка нахмурился, увидев непроницаемое выражение лица Эрика, смотревшего на жену, и мягко пояснил:

– Мы должны ехать быстро, миледи. Лошадям очень трудно скакать день и ночь без отдыха. Мы должны сменить их.

– Но Ромашка – подарок. Она моя. – Понимая, что эмоциями тут не поможешь, Розамунда торопливо добавила: – И потом, лошади отдыхали прошлую ночь, когда мы спали.

Мужчины переглянулись, и Роберт пробормотал:

– Мы действительно долго отдыхали.

– Да, но мы и скакали во весь опор все утро.

– Не так уж долго, – возразил Роберт. – Мы встали поздно, если ты помнишь.

– Да. – Нахмурившись, Эрик задумался и наконец произнес: – Ну ладно, мы сменим только наших лошадей. Может, пока оставить Ромашку? Она ведь все время скакала налегке, без всадника.

– Благодарю вас, милорд, – прошептала Розамунда, и в ее глазах засветилась искренняя благодарность. Она широко улыбнулась ему и поспешила к своей драгоценной лошади, чтобы отдать ей яблоко, которое только что хотела съесть сама.

– Ромашка, – насмешливо пробормотал Роберт. – Только женщина может выбрать такую кличку для лошади.

– Да. – Эрик смотрел, как жена протягивает яблоко лошади, потом вздохнул. – В конце концов нам все равно придется обменять ее. Даже без седока будет жестоко заставлять ее скакать день и ночь до самого Шамбли.

После небольшой паузы Роберт предложил:

– Мы можем и сегодня сделать привал на ночь и дать ей отдохнуть.

Эрик пристально посмотрел на него:

– А я думал, ты хочешь поскорее убедиться, что отец действительно идет на поправку.

Роберт отвел взгляд и пожал плечами:

– Он, конечно, уже на ногах, ведь он всегда быстро поправлялся.

Эрик внимательно смотрел на друга. Что-то тут было не так, он чувствовал это. Что скрывает от него друг?

Роберт больше не мог вынести этого испытующего взгляда, вздохнул и признался:

– Мне не так уж хочется возвращаться.

–Что?

– Да. Незадолго до болезни отец завел разговор о моем брачном контракте.

– Вот оно что, – усмехнулся Эрик. – И ты боишься, что, когда вернешься, отец снова заговорит об этом.

– Заговорит? – фыркнул Роберт. – Да после того как он едва не лишился жизни, так и не увидев этих чертовых внуков, о которых он вечно твердит, да еще узнает о твоей молодой жене, он мне проходу не даст. – Он вздохнул. – Я не буду переживать, если мы задержимся в пути на день-два.

– Хм. – Эрик вновь посмотрел на жену. Весело щебеча, Розамунда ласково гладила гриву Ромашки. Может, стоит рискнуть и еще раз остановиться на ночной привал. Ведь лошадь действительно подарена.

Розамунда поерзала и вздохнула. Прошло несколько часов с тех пор, как они останавливались в полдень перекусить. Казалось, они едут бесконечно долго. Никогда в жизни Розамунде еще не было так скучно. Поначалу было интересно: новый пейзаж, новые ощущения. Но теперь это ее уже не занимало. Кроме того, Розамунда не привыкла так долго молчать. В аббатстве молчать следовало только во время трапезы, да и тогда они развлекали себя забавными жестами.

Вздохнув, она украдкой посмотрела на мужа. Он сидел в седле совершенно прямо, расправив плечи; его глаза внимательно всматривались в лежавшую перед ними дорогу; лицо было суровым. Ни он, ни его друг Роберт не обменялись ни словом с тех пор, как отправились в путь; разговаривали только на привале, когда ели. Розамунда была так же молчалива. Да и какие могли быть разговоры при подобной скачке? Можно было и язык прикусить. Розамунда надеялась, что только этим объясняется молчание мужчин. Ей не хотелось думать, что ее муж всегда так скуп на слова.