Источнику не нужно спрашивать пути - Берт Хеллингер

Однако существует и высшая инстанция. Она действует за пределами совести, которую я описал только что. Эта инстанция действует, когда мы сами в гармонии с чем-то большим. Действие этой инстанции можно иногда увидеть в расстановках, когда все участники умиротворены и находятся в созвучии с чем-то большим. Или когда человек замечает, что он призван к чему-то и не может избежать этого. Если он не следует такому призванию, что-то ломается в его душе. Или человек, занимаясь чем-то определенным, легкомысленно полагает, что это и есть то, что надо, что-то ломается в его душе. Это тоже результат действия совести. Это — совесть высшего порядка. Она близка бытию, существенному.

То опасное движение отца, которое обозначилось в расстановке, совершенно ясно показало движение к умершим из любви. Это и было движение совести. За ним действует следующее представление: если я сделаю это — я с вами. Поэтому движение к смерти связано с глубоким чувством невиновности. Такая невиновность, как ни приятно ее ощущать, враждебна жизни. Видно, как важно распознать это, и вопреки страстному стремлению к невиновности перейти на другой уровень, где оставить то, что было, или то, что есть. Например, оставить умерших там, где они есть, или там, где они хотят быть. Зачастую это связано с чувством вины. С этим чувством нужно столкнуться или можно столкнуться с целью подтверждения того, что «остаться жить» — это тоже невиновность, может, даже большая, чем следовать за умершими. Это было видно по обозначенному движению.

В этой связи я хотел бы еще кое-что сказать о другой, родовой, совести, которую мы не ощущаем. В процессе семейных расстановок выявляется, каким законам следует эта совесть. Она объединяет совершенно определенный круг лиц, я назову его для тех, кто его еще не знает. Это дети, родители, братья и сестры родителей, родители родителей, кто-либо из прародителей и все те, кто освободил место для одного из членов системы, например, прежние партнеры родителей или прародителей. Вот этот круг. Он управляется общей совестью. Эта совесть определяет, что никто не должен быть потерян для системы. Если под влиянием личной совести (которая устанавливает различия между добром и злом) один из членов системы изгоняется из семьи или исключается, или забыт, то под влиянием родовой совести определяется другой член системы, призванный замещать исключенного, так сказать, для восстановления равновесия.

Родовая совесть подчинена еще одному закону, а именно: ранее вошедшие в систему имеют преимущество перед пришедшими позднее. Т. е. родители имеют преимущество перед детьми, первенец — перед вторым ребенком. Кто нарушает установленный порядок (например, ребенок, пытающийся сделать для своих родителей то, что ему не подобает — искупить вину родителей, или старший ребенок чувствует себя ответственным за свою мать, полагая, что он должен держать ее, а не она его), тот идет против родовой совести.

Родовая совесть беспощадна. Она наказывает такую дерзость крахом или гибелью. Несмотря на то, что ребенок делает это из любви — и с точки зрения личной совести это воспринимается, как невиновность, — родовая совесть воспринимает это как тяжкую вину и соответственно наказывает. Все семейные трагедии, как и трагедии вообще, происходят в силу противоречия друг другу обоих видов совести. Герой трагедии с чистой совестью совершает то, что противоречит родовой совести, и оттого гибнет. Он должен освободиться не только от влияния собственной совести, но и совести родовой, уважая их и отдаляясь от них одновременно. Это можно сделать, только находясь в связи с глубокими силами, а это глубокая душа. Душа в самой ее глубине, погрузившись в которую можно уйти от всех различий и черпать силу для освобождающего действия.

Чувство вины возникает в разных ситуациях и ощущается по-разному. Самая тяжкая вина, которую мы ощущаем, связана с угрозой потери принадлежности к нашей родительской семье, в силу совершения определенных действий. Страх стать исключенным — это самое страшное чувство вины. Поскольку это чувство так ужасно, оно побуждает нас совершить нечто, что вернет нам право на принадлежность или сохранит его. Такая вина обусловлена влиянием изначальной связи[3]. Совесть следит за тем, чтобы мы не утратили нашу принадлежность и если мы своими действиями ставим ее под угрозу, совесть реагирует на это, заставляя нас изменить поведение и вернуть право на принадлежность. Это одна из форм вины. Она имеет важную социальную функцию. Она служит поддержанию отношений и связей.

Вторая форма вины связана с нарушением равновесия между «давать» и «брать». Если я получаю нечто в подарок, я чувствую вину по отношению к дарителю. Подарок не дает мне покоя до тех пор, пока я не дам взамен нечто равноценное. Такой вид вины ощущается как обязательство. «Я тебе должен», — говорим мы в таких случаях. Если бы мы не следовали этому чувству, у другого возникло бы другое чувство: «Я вправе требовать». Требование — это чувство невиновности, соответствующее вине-обязательству. Требование — это чувство превосходства. Многие помощники наслаждаются таким чувством. Они не принимают ничего от того, кому помогают. Вина в таком случае воспринимается как обязанность, а невиновность ощущается как свобода от обязательства и право требования одновременно.

В совместной жизни существуют определенные договоренности и правила. У того, кто придерживается правил, — совесть спокойна. Это тоже чувство невиновности. Нарушение правил в данном контексте ощущается как вина. Но такая вина переживается не так глубоко по сравнению с виной, связанной с принадлежностью, и по сравнению с виной в отношениях «давать» и «брать».

Это поверхностная суть вины. Это осознаваемые вина и невиновность.

Но существует и неосознаваемая вина. Она связана с самонадеянностью. Когда, например, дети самонадеянно берут на себя ответственность, принадлежащую их родителям. Тогда они берут на себя роль старших. Многие клиенты играют роль старших по отношению к своим родителям, как будто они могут отвечать за них или взять на себя то, за что должны отвечать родители. Интересно то, что дети делают это из любви к своим родителям, что ощущается ими как невиновность.

Однако дети тем самым нарушают некий порядок. Они ставят себя выше тех, кто занимает более высокое место в системе. Вина заключается в высокомерии, в самонадеянности. Если речь при этом идет о чем-то значимом, ребенок накажет себя впоследствии стремлением к краху или гибели. Иными словами, существует такая вина, которая не ощущается человеком в качестве таковой. Ее следствием является поведение человека, который ведет себя как очень виноватый. Такой вид вины — причина многих тяжелых заболеваний. Терапевту следует считаться с таким видом вины прежде всего.

Терапевт — если он хочет помочь такому клиенту — должен остерегаться того, чтобы ставить себя выше родителей клиента, как если бы он был лучшей матерью или лучшим отцом, или даже понимающим партнером клиента. В противном случае его самонадеянность, как и самонадеянность клиента, приведет к неудаче.