Банкир - Петр Катериничев

— М-да… А ты не думай. Живешь — живи, и вся философия. Как там поют?

«Эх, пить будем, гулять будем, а смерть придет — помирать будем!» Вот так-то. А раньше смерти — и поминать ее нечего.

— А я не об смерти. Об жизни я толкую: коптим, коптим, а потом — раз, и нет ничего. Как и не было. — Колян кивнул на тело:

— Что этот паря, что кусок бревна. А ведь свитер на нем справный, свитер — целехонек, а человека нет.

Как-то все несправедливо это…

— А ты, Колян, в церкву сходи, к попу. Он тебе и заявит, что будешь жить вечно, коли пить-курить бросишь да баб «топтать» перестанешь… Нужна тебе такая жизнь?

— Да ладно. Серый, не трогай ты попов. Сдается мне, знают они что-то такое, чего мы не знаем… А может, знали когда, да позабыли. Вот и мечемся по той жизни, что пащенки слепые: туда носом — тырь, сюда — тырь… Повезет — в молоко уткнешься, не повезет — дак в дерьмо…

— Оно и всегда так было: чет-нечет, как свезет.

— Не… Деды наши, те тоже ведали. Как-то, еще пацаном, ездил я с дядькой на приработки, под Архангельск. Вроде тот же Север, да не тот: у нас со всей матушки-России, кого за что в свое время понагребли, а те — те коренные. Церкву мы подрядились ремонтировать, дядька мой, значит, по плотницкому, а я — подсобником. А мне тогда — что церква, что шалман — все едино…

Дядька из интересу замок старинный начал разбирать — не работал тот, а красивый, с насечкой, с чеканкой по полотну — залюбуешься… Снимает тихонечко «щечку» — а там механизм немудреный, и на щечке той, с внутренней стороны — тоже все отшлифовано да узором, не таким затейливым, попроще — а все ж разукрашено… Дядька меня и пытает:

«Ну че, понял?»

«А чего понимать — все одно никто не видел!»

«Люди — нет. А Он-то — все видит. И коль спроворил ты где и мастерство свое уступил, поленился, поспешил, пожадничал, абы кончить да деньгу сшибить — кого ты обманул? Выходит — себя, и мастерство унизил, дар унизил, а дар тебе — Божий, его обманул… Смекаешь?»

«Это че, для Бога, что ли, изукрасил? Да что у него, делов других нет?»

«Дурила ты, Колян. Ты замочек-то этот попомни, как прижмет. Пригодится, может…»

Вот и думаю я, Серый… Потому все у нас в тарары летит, что не по совести живем, и работаем не по ней… Вот и не складывается…

— Да? Ты че гонишь? Уголек ты как, хрустальной вагонеткой таскать предложишь? Или — чего?

— Да не о том я…

— Не надо было жадничать и водку хлебать на вровень. Вот тебя и завернуло.

Скажи лучше, что со жмуром делать? Раз вытащили.

— Ментам сообщим. Пусть бумаги пишут, — пожимает плечами напарник.

— Да? Да мы остатные полторы недели вместо рыбалки те бумаги и будем марать: да что, да когда, да почему?.. На трезвую голову. Нам надо?

— Оно никому не надо.

— Это одно. А другое — ты ладони его видел?

— Кого?

— Да мужика этого!

— Ладони как ладони. Крупные.

— Хренупные! Ни мозоли, ни заусенца. Перстень на пальце…

— Думаешь, братан?

— А ты сам посуди… Здешних раскладов мы не знаем, а у кого дом в станице самый богатый? У милицейского начальника. Да и вообще, особняки на западной оконечности усек — расстроились? Не, нам в это дело влезать — никак!

— Думаешь — замочили братанка?

— Ничего я не думаю. И знать не хочу.

— Слушай, Серый, не пойму я тебя: то полезли вытаскивать — ты ж базлал, я не хотел, то сам и гундишь, что нашли, дескать, приключения на свою задницу…

— Диалектика.

— Че-го?

— Я вот что себе думаю. Слазали не зря: перстенек-то «рыжий», да и камушек…

— Это ты чего, сука?! О высоких материях вкручивал, а сам думал, как мертвяка обобрать? А по рогам получить?!

— Да ты не кипятись, Колян! Дослушай.

— И дослушивать нечего! Гнида ты, понял? Козел! — Неожиданно быстро Колян бросил кулак вперед. Серый успел дернуться, удар пришелся вскользь, но и этого хватило — боком свалился с голыша, на котором сидел, закрыл лицо руками.

Колян потер костяшку, сплюнул:

— И пить я с тобою больше не буду. Лучше пойду вон, с алканами на «пятачке» заквашу, чем с такой гнидой поганой! Пес!

Похоже, Серый вовсе не обозлился на напарника: помотал головой, стоя на четвереньках, вытер рукавом губы, потрогал место на голове, куда пришелся удар:

— Шишка теперь будет. Ладно, я не в обиде — земеля все же. Колян, знаешь, за что ты сел?!

— Кто «крестил», тот знает. Мне ни к чему. А тебе — и подавно.

— Руки у тебя работают раньше головы! Понял?

— Да пошел ты!

— Давай мы мужика этого к деду и оттащим.

— К деду?

— Ну. Он местный, если чего заявит — так с него и спрос другой. А кольцо…

— Я сказал…

— Да не то я. Хотя… Не мы заберем, так менты… — Бросил скорый взгляд на Коляна, быстро добавил:

— Пусть дед забирает. Но выпивку он нам выставить должен!

— Выпивку?

— Ну да!

— Вообще-то…

— Вот. И посуди сам: мужику этому кольцо вовсе ни к чему, а за то, что мы его из воды выволокли и не рыбам на корм пойдет, скажешь, ему бы кольца жалко стало? Ты бы — пожалел?

— Ты покаркай еще, ворона!

— Не, я к тому, что по справедливости чтоб…

— А ну как дед пошлет нас и с кольцом, и с покойником?

— Не. Не пошлет. Он — старик правильный. Ну че, несем?

— А че делать-то? — Порыв ветра плеснул в лицо Коляну холодные острые брызги, тот сплюнул:

— Курорт, блин!

Альбер собрал систему спецсвязи в особый чемоданчик, в другой сложил оружие из сейфа: «кедр» с глушителем, «стечкин», специальный бесшумный автомат; тупорылый «тишак» легко уместился в кармане куртки. Кассеты с записью допроса финансиста, деньги, кредитные карточки и компьютер-ноутбук последней модели, способный поддерживать связь через спутник, поместил в несгораемое отделение атташе, сам «дипломат» приковал к запястью левой руки незаметной под рукавом «змейкой». Отодвинул в сторону одну из стенных панелей, открыл железную дверцу: там оказался щиток, похожий на распределительный. На цифровой клавиатуре набрал код — засветился зеленоватым экранчик таймера. Альбер выставил цифру, закрыл и дверцу, и панель.

Снял трубку внутренней связи.

— Пост два, — услышал он голос охранника.

— «Приборку» завершили?