Жена башмачника - Адриана Триджиани

– Можешь, – ответила она.

Они посидели в молчании. Чиро вдруг понял, что почти не дышал с тех пор, как Кончетта вошла в церковь. Он медленно выдохнул, затем вобрал в себя дивный запах ее кожи: сладкая ваниль и белые розы. Наконец он за что-то благодарил Бога – за то, что Кончетта была так близко.

– Тебе нравится жить в монастыре? – спросила она робко.

У Чиро упало сердце. Жалость – последнее, чего он хотел от этой девушки.

– Это хорошая жизнь. Мы трудимся изо всех сил. У нас прекрасная комната. Дон Грегорио одалживает мне повозку, стоит мне только попросить.

– Правда?

– Конечно!

– Везет тебе!

– Я бы с удовольствием как-нибудь съездил в Клузоне.

– У меня там тетя.

– Да что ты! Я мог бы свозить тебя к ней.

– Посмотрим, – улыбнулась она.

«Посмотрим» Кончетты было лучше прямого «да» сотен местных девчонок. Чиро ликовал, но старался не подавать виду. Игнацио советовал сдерживаться и не показывать девушке, насколько она важна для тебя. Девушки, если верить Игги, предпочитают парней, которые их не любят. На взгляд Чиро, то была сущая бессмыслица, но он решил последовать совету Игги – возможно, так он и завоюет сердце Кончетты. Чиро повернулся к ней:

– Я бы предпочел остаться, но обещал сестре Доменике, что до обеда выполню ее поручение.

– Va bene. – Кончетта снова улыбнулась.

– Ты очень красивая, – прошептал Чиро.

Кончетта усмехнулась:

– А ты очень грязный.

– Буду куда чище, когда мы встретимся в следующий раз. А мы точно встретимся, обещаю.

Чиро встал и вышел в проход, не забыв преклонить колени. Он в последний раз взглянул на Кончетту, склонив в знак прощания голову, – в точности как монахини учили вести себя с дамой. Кончетта кивнула и повернулась к золотой дарохранительнице – той самой, на полировку которой Чиро потратил большую часть дня. Чиро прямо-таки вылетел из церкви. Вечернее солнце уже стояло низко – пурпурный пион на бледно-голубом небе. Чиро бежал через площадь к монастырю, и мир вокруг него сиял ярчайшими красками. Он распахнул тяжелую дверь, схватил пакет, который сестра Доменика приготовила для синьора Лонгаретти, и помчался вверх по склону холма.

Попадавшиеся навстречу люди здоровались с Чиро, но он ничего не слышал. Он мог думать лишь о Кончетте и долгой поездке с нею в Клузоне. Чиро представлял, какую еду взял бы в дорогу, как держал бы девушку за руку, как рассказывал бы ей о том, что у него на сердце. Его ногти были бы гладкими, круглыми и розовыми, а их ободки – белыми как снег, потому что он выскреб бы руки со щелоком. Кончетта не сводила бы глаз с Чиро, и они мчались бы вперед.

И возможно, он даже ее поцелует.

Чиро бросил пакет у двери синьора Лонгаретти. Когда он вернулся в монастырь, Эдуардо занимался в их комнате. Он посмотрел на Чиро:

– Ты бегал по деревне в таком виде?

– Оставь меня в покое. Я вычистил сегодня Сан-Никола. – Чиро рухнул на кровать.

– Видать, потрудился на славу. Вся грязь перекочевала на твою одежду.

– Ладно-ладно. Я все как следует выстираю.

– Про щелок не забудь, – посоветовал брат.

– Что на ужин?

– Жареные цыплята, – ответил Эдуардо. – Я шепну сестре Терезе о твоем усердии, и она наверняка оставит тебе добавки. Мне нужны ключи от часовни. Я закончил карточки к мессе.

Чиро протянул руку к поясу, чтобы отдать брату кольцо с ключами.

– Черт, – сказал он. – В церкви оставил.

– Так сходи за ними. Сестра попросила разложить карточки по скамьям еще до ужина.

Чиро побежал через площадь назад в церковь. После захода солнца похолодало, Чиро дрожал, жалея, что не накинул пальто. Главная дверь церкви была уже заперта, поэтому он направился к боковому входу, ведущему в ризницу, распахнул дверь…

И не поверил своим глазам.

Кончетта Матроччи была в объятиях дона Грегорио. И священник жадно ее целовал. Ее серая юбка приподнялась, обнажая гладкие золотистые икры. Она стояла на цыпочках, изящно вытянувшись. В руках священника Кончетта казалась голубкой, запутавшейся в черных зимних ветвях. Чиро перестал дышать, потом глотнул воздуха и поперхнулся.

– Чиро! – Дон Грегорио отпустил Кончетту, та скользнула прочь, как по льду.

– Я… Я оставил ключи в вестибюле. А наружная дверь была заперта.

Чиро почувствовал, что его лицо пылает.

– Ну так пойди и возьми их, – спокойно сказал дон Грегорио, разглаживая планку с пуговицами на своей сутане.

Чиро прошмыгнул мимо них с Кончеттой в церковь. Неловкость быстро сменилась гневом, а гнев – яростью.

Чиро кинулся по главному проходу, даже не подумав поклониться или преклонить колени. Добежав до вестибюля, он выхватил кольцо с ключами и тряпку из-за статуи и сунул в карман, стремясь как можно скорее вырваться из этого места. Величественная красота храма и каждая деталь, которой он так щедро уделил внимание сегодня днем, теперь ничего для него не значили. Просто гипс, краска, дерево и медь.

Чиро уже отодвинул щеколду, чтобы выйти, когда почувствовал, что дон Грегорио стоит позади него.

– Ты никогда никому не скажешь о том, что видел, – прошипел священник.

Чиро развернулся к нему:

– В самом деле, отец? Вы собираетесь издать указ? Какой властью? Вы мне отвратительны. Если бы не сестры, я бы ушел из вашей церкви.

– Не смей угрожать мне. И никогда больше не возвращайся в церковь. Ты освобожден от своих обязанностей.

Чиро шагнул вперед, вплотную приблизившись к дону Грегорио.

– Это мы еще посмотрим.

Дон Грегорио схватил Чиро за воротник. В ответ тот вцепился грязными пальцами в мягкую черную ткань сутаны дона Грегорио.

– И вы еще называете себя священником!

Дон Грегорио отпустил воротник рубашки Чиро и уронил руки. Чиро посмотрел ему в глаза и сплюнул на пол. Только подумать – весь его сегодняшний тяжкий труд был во славу этого недостойного пастыря невежественнейшего из стад! Чиро отпер входную дверь и вышел в вечерний сумрак. Он слышал, как за его спиной дон Грегорио задвинул засов.

Дон Грегорио посмотрел на свою сутану. Там, где Чиро сжимал ее, застежка была помята, от ткани пахло глиной. Он окунул пальцы в чашу со святой водой, стер грязь и пригладил волосы, прежде чем направиться по проходу назад к ризнице, к своей Кончетте.

Кончетта стояла прислонившись к столу и сложив руки на груди. Она скрутила золотые волосы в узел на затылке и наглухо застегнула кофту.

– Теперь ты видишь, почему тебе нельзя разговаривать с мальчиками? – строго спросил священник, расхаживая взад-вперед по комнате.