Субъективный словарь фантастики  - Роман Арбитман

Самым трудным был первый год. Гарри еще только ввязался в историю с Философским Камнем, а критики уже накинулись на мадам Роулинг с обвинениями в том, что ничего экстраординарного она не изобрела. Дескать, еще со времен средневековой легенды об ученике чародея образ юноши, способного колдовать, в литературе возникал не раз, и писательница, мол, тиражирует трюизмы. Но достоинство гепталогии – не в выборе героя, но в совокупности бонусов для читателей.

Первый – сам Хогвартс. Школа магии, с ее тайнами, достопримечательностями, педагогами, спортивными состязаниями и проницательной Шляпой становится самостоятельным персонажем, о котором читатель узнает все больше. Каждый новый том укрепляет фундамент капитального здания «поттерианы». Именно в стенах Хогвартса эволюционируют герои – прежде всего сам Гарри и его школьные друзья, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер.

Обычно «серийные» персонажи подростковой фантастики смахивают на вечного мальчика Питера Пэна: читатель вырастает, а они не меняются, оставаясь в одном и том же возрасте тинейджеров. У Роулинг – иной подход, и в этом – бонус номер два. Придя в Хогвартс зеленым пацаном, герой с каждым курсом взрослеет на год, чтобы в седьмом томе превратиться в семнадцатилетнего юношу. Автору приходится в каждой следующей книге ставить себе не только чисто фабульную задачу (как держать в напряжении читателя, знающего, что с Гарри ничего фатального не случится). Требуется еще и постоянно корректировать образы друзей, соблюдая равновесие между привычными их чертами (порывистость Гарри, неуклюжесть Рона, аккуратность Гермионы и пр.) и уже новыми, присущими теперешнему возрасту качествами.

Да, для героев Добро и Зло никогда не поменяются местами, однако с возрастом они понимают: мир сложнее схем. Третий бонус – реалистичность повествования. С каждой следующей книгой на героев наваливаются новые проблемы – недетские, часто чреватые гибелью. Фактура становится все более мрачной и все менее подростковой. Чем ближе к финалу, тем заметнее отступает на второй план магия. Подчас она кажется иносказанием. Например, первый период противостояния адептов Темного Лорда и светлых сил у Роулинг смахивает на начальный период Второй мировой войны, когда Британия была одинокой осажденной крепостью. Лихорадочная деятельность Адмиралтейства, отступление в Дюнкерке, поиски «пятой колонны», брожение элиты (где симпатии к фюреру были сильны) и тому подобное. Так что среди источников вдохновения автора «поттерианы» лидируют произведения типа «Мглы над Гретли» Джона Бойнтона Пристли или «Ведомства страха» Грэма Грина. Вот только новый глава Министерства магии – увы, не Черчилль…

В седьмом томе ряды защитников Добра редеют, и в финале Гарри сразится с Темным Лордом в одиночку. Накануне выхода заключительной книги некоторые читатели заключали пари: не убьет ли Роулинг главного героя? И не переродится ли Гарри, если победит? Но многие (и я в том числе) догадывались, что герой уцелеет и не превратится в нового Темного Лорда: романы цикла заимствуют важнейший атрибут у сказки – обязательность хеппи-энда. И это четвертый, самый приятный для читателя бонус «поттерианы».

Роман петербургского фантаста Вячеслава Рыбакова написан на стыке нескольких жанров, главным из которых является альтернативная история (см.). Журнальная версия вышла в «Неве» (1993), годом позже появилось отдельное издание. Действие разворачивается в самом конце 90-х годов ХХ столетия. Правда, в не совсем обычном будущем. В совсем необычном.

В мире, созданном воображением писателя, российская история не оступилась, как в 1905-м, и уж тем более не съехала с рельсов в 1917-м. Соответственно и прочие страны не совершили своих роковых ошибок. Перед читателям возникает Российская империя конца XX века – конституционная монархия со столицей, естественно, в Санкт-Петербурге, с заботливым государем, прекрасно функционирующими министерствами и Правительствующим Сенатом. А коммунизм остался в качестве одной из религиозных конфессий. Ни экономической, ни политической основы здесь у коммунизма нет, есть лишь морально-этическая составляющая. Никакого насилия. Никакого «взять все, да и поделить». Философия самосовершенствования и любви к ближнему. Коммунисты в России у Рыбакова пользуются равными правами с православными христианами, буддистами, приверженцами ислама и т. п. Кстати, и главный герой романа – полковник Министерства государственной безопасности Российской империи князь Александр Львович Трубецкой по сюжету убежденный коммунист. В рыбаковском, конечно же, фантастическом смысле слова: любит ближнего, как самого себя, да-с…

Прежде чем продолжить, вспомним предыдущий опыт Рыбакова в том же самом жанре – рассказ «Давние потери» (1989). Автор задавал простой вопрос: «Что было бы, окажись товарищ Сталин не палачом, а душкой, а его соратники – ангелами и умницами?» Ну конечно, не было бы ни ужасного 1937-го, ни мировой войны в 1939-м. Все было бы чинно, благородно: технический прогресс, дружба народов, свобода творчества, отсутствие у высшего эшелона оскорбительных привилегий. Неторопливая интонация автора не настраивала на подвох. Не сразу читатель понимал, что перед ним – провокация, сплошное издевательство над сладкими мечтаниями о социализме «с человеческим лицом». Ибо вся конструкция рассказа непрочна, как карточный домик: попытка перестроить его, вытащив одну подпорченную карту снизу, приводила только к обрушению всей постройки. Невозможность советской гармонии в принципе вдруг выпирала из рассказа, как гвоздь в ботинке, впившийся в ногу. Рыбаков возвращал нас к первоначальному смыслу слова «утопия» – «место, которое находится нигде». То есть вообще нигде не находится, кроме воображения. В финале рассказа даже до самых непонятливых доходило, что перед нами ненастоящая Земля. Сказочное тридевятое царство. Мир, которого не может быть…

Читая первые страницы романа «Гравилет “Цесаревич”», тоже поначалу воображаешь, что попал в утопию – ну разве что с поправкой на альтернативность. Начало романа – тонкая стилизация. Нет-нет да и вспоминаются забавные ныне романы-предвидения, которые писались в России в начале ХХ века и имели в виду наши дни. Дескать, общество будет все то же, но мостовые почище, городовые полюбезней, полуштоф водки подешевле. Опрятные извозчики рулят экипажами на мягких рессорах и с мощными бензиновыми двигателями. А в небе над Петербургом много аэропланов и монгольфьеров разнообразной конструкции.

Будущее, придуманное Рыбаковым, похоже на эти умилительные древние романы-прогнозы. Правда, наука шагнула за пределы фантазий об аэропланах и фаэтонах с двигателями внутреннего сгорания: «На стационарные гелиоцентрические орбиты в промежуток между орбитами Земли и Марса предполагалось обычными беспилотными устройствами с жидкостным приводом забросить две серии мощных гравитаторов, которые… обеспечивали бы перемещение корабля практически любого тоннажа с постоянным ускорением десять метров в секунду». Эта технологическая научно-фантастическая заумь (к счастью, в романе ее немного) вкупе с «Вашим высокопревосходительством», «любезнейшим», «целковым», «батенькой» выглядит слишком забавно, а все общество кажется попервоначалу этаким аксеновским Островом Крымом, распространившимся на всю территорию СССР. И стало быть, никакой угрозы извне миру Рыбакова (в отличие от хрупкой аксеновской гармонии на отдельно взятом острове) нет и не предвидится. Тишь, гладь, божья благодать…