Этнос. Стигма - Павел Сергеевич Иевлев

который тут отмечается ровно посередине зимы, Меровия с Багратией заключили перемирие «по фактической линии границы».

Этой границей стал рубеж между Меровией и Каланией, исполнившей вековую мечту — стать отдельной страной. Воцарился там угадайте кто? Правильно — ЕИВ Джерис, взявший себе составной титул «Императора Меровийского и короля Каланийского». То есть от претензий на Катькин престол эта усатая жопа тоже не отказалась, но пока была готова удовольствоваться тем, что дают.

Фактически Калания стала провинцией Багратии, ровно ничего на том не выиграв и даже проиграв. Меровия относилась к ней, как к своей территории, вкладывая деньги и ресурсы в инфрастуктуру — дороги, школы, училища, больницы, заводы. Для Багратии это «недоколония» — захваченная территория, с которой даже взять-то толком нечего. Все заводы немедля закрыли, оборудование вывезли в метрополию, крестьян вернули лендлордам и сказали «пахать отсюда и до смерти», потому что теперь, кроме лендлорда, надо кормить и багратийскую армию, которая, разумеется, и не думала никуда уходить с территории «свободной Калании». Впрочем, местная аристократия была счастлива — им казалось, что вернулись старые добрые времена, которые так жестоко порушил в Меровии граф Морикарский. Их не смущало, что багратийские элиты их держат за третий сорт, они упивались своей «независимостью», даже если она означает отсутствие дешёвых меровийских товаров. В общем, вместо чая и какавы с сахаром каланийские бароны снова заваривали сено с отеческих лугов, питались чуть лучше своих крестьян, но зато с гордостью достали из сундуков побитые молью дедовы камзолы в национальных цветах.

* * *

Новый год на этом фоне вышел невесёлый. Торжества в столице урезали, не было ни народных гуляний, ни фейерверков — взрывы и пальба больше никого не развлекают.

Мы сидим с Катрин, обнявшись, держим на коленях подросшего Андрия, смотрим в тронутые инеем окна на заметённую столицу. Рядом, со стаканом глинтвейна, развалилась в кресле, закинув ноги на его ручку, Нагма.

— Забей, пап, — говорит она. — Не твоя вина, что ты не гениальный палковводец. Сделал что мог, и не факт, что кто-то справился бы лучше. Во всяком случае желающие в очереди не стояли. А что теперь на тебя всех собак повесили — ну так тебе не привыкать. Ты вон, даже этим был, как его… ну, чёртовым сыном или как там…

— Креатурой Разрушителя, — напомнила Катрин. — И это была ошибка.

— А сейчас не ошибка? Отец, как по мне, вытащил нас из чудовищной задницы. И что в благодарность? Его чучело сожгли на реке.

— Зачинщики арестованы, — сказала спокойно Катрин. — И это каланийцы.

— Им-то он чем не угодил? — удивилась дочь. — Они получили свою независимость, могут жрать ложками. Тем более, что им теперь больше и нечего.

— Они считают, что мы должны им платить репарации, а ещё отдать Юг.

— На кой он им чёрт? — Нагма, заинтересовавшись темой, развернулась и села в кресле нормально. — Они же не потянут. Ни людей, ни ресурсов.

— Хотят, чтобы мы возделывали сами, а продукцию отдавали им, — пояснил я. — Задаром.

— А морда у них не треснет?

— Это просто чтобы нервы нам потрепать. Собственно, вся Калания только для этого. И как плацдарм для Багратии — они там сейчас окапываются, не жалея лопат. Силами тех же каланийцев, кстати. Согнали приграничное население в чисто поле на мороз, и даже мотыги велели свои приносить. Долбят теперь окопы, чтобы «независимость сберечь».

— От кого? — спросила Нагма.

— От нас, — ответил я. — От злого и страшного графа Морикарского. Вот тебе и чучело.

— А, вон оно что! — покивала Нагма. — Тут они, конечно, правы, ты тот ещё монстр. Но мы же не будем сейчас воевать?

— Нет, — ответила вместо меня Катрин. — Потеря Калании очень неприятна в политическом плане, Меровия очень давно не теряла земель. Это бросает тень на меня как правителя и на моего мужа как проводника моей воли. Но начинать новую войну мы не будем. Даже такое невыгодное перемирие нужнее.

— И что, мы вот так просто утрёмся, пап? — подначивает меня перебравшая с глинтвейном Нагма.

— Нет. Мы сыграем в другую игру по своим правилам.

* * *

Просранная Калания сыграла нам не только в минус, но и, как ни странно, в плюс. Минусы очевидны — территориальные потери, статус «проигравшей стороны», крайне недовольное таким исходом население — столько лет воевали, и что? Только кусок страны провафлили. Охренеть результат. Кроме того, Калания постоянно устраивает какие-то дурацкие демарши. То на дипломатическом поле, требуя репараций и преференций за «многолетнюю оккупацию», то на военном — учиняя бандитские наскоки на приграничные земли Меровии. Без попыток что-то захватить — просто пограбить, пожечь, поубивать и смыться. Это заставляет нас держать на границах егерские части, которые гоняют этих уродов по лесам, и успешно. Но они не переводятся — в «свободную Каланию» снова вернулись забытые за последние годы нищета и голод, поэтому земляков бандитам грабить скучно — взять нечего.

Плюс же небольшой, но весомый — практически все сторонники дланников и противники графа Морикарского (это не всегда одни и те же люди) устремились туда, покинув Меровию. У меня хватило ума устроить из этого «систему ниппель» — выпускать всех желающих, не впускать никого. В результате резко сократилось и число диверсий и саботажа на производстве, и количество активных бунтовщиков, мутящих население. Опомнившись, что теряют глаза и руки у меня в тылу, багратийцы стали выпихивать всю эту шушеру обратно, но мы просто закрыли границы. «Независимость так независимость, ешьте сами с волосами». Недовольных хватало — всё-таки личных и родственных связей между каланийскими и