Я украл Мону Лизу - Евгений Сухов

– Он самый настоящий негодяй! Он не пытался объясниться с вами? – хмуро поинтересовался Воронцов.

Рассказанная история неожиданно болезненно ранила князя. Хотя кто бы мог подумать, что после того количества женщин, с которыми он прежде был знаком, его может задеть какая-то банальнейшая история, произошедшая с женщиной, которая каких-то пару недель назад была ему незнакома.

– Пытался… Накануне своей свадьбы он захотел меня увидеть, караулил у дверей подъезда, хотел подняться ко мне в квартиру, но мама просто его не впустила.

– Вы были с ним… Как далеко зашли ваши отношения?

– Достаточно серьезно, – не сразу ответила Жаклин. Вздернув подбородок, она почти дерзко посмотрела в сочувствующие глаза Голицына. – Даже не знаю, почему я отвечаю на ваш вопрос. Прежде мужчины не спрашивали у меня подобного. – Неопределенно пожав плечами, предположила: – Возможно, я стала другой. Во мне произошли какие-то перемены, и они это чувствуют.

– Извините, если я вас чем-то обидел, – растерялся Голицын.

– А вот и мой дом, – остановилась девушка перед серым пятиэтажным зданием с четырьмя колоннами у самого входа. Спасибо, что проводили.

– Когда я могу увидеть вас вновь?

– О боже! С вами мы встречаемся чаще, чем с некоторыми моими добрыми знакомыми.

– Понимаю… Значит, я так и не стал для вас добрым знакомым. Что я могу для вас сделать, чтобы вы как-то изменили ко мне свое отношение?

– Вы и так уже много сделали. Сейчас вам нужно просто идти домой.

– Вот, значит, как… Прогоняете, что ж, не смею вас больше задерживать. Надеюсь, что мы с вами еще увидимся.

Едва кивнув, Михаил Голицын развернулся и, весело помахивая тростью, заторопился через дорогу.

– Луи, – услышал он звонкий голос.

Обернувшись, Голицын с надеждой посмотрел на Жаклин, выглядевшей слегка растерянной.

– Возможно, я с вами была несправедлива. Позвольте мне загладить свою вину. Если вы желаете, я могу угостить вас чашкой кофе.

– Буду очень рад вашему предложению, – с готовностью отозвался Голицын. – Прошу вас, – широко распахнул он дверь перед девушкой.

Жаклин, слегка приподняв длинное платье, прошла в подъезд и зашагала по высоким каменным ступеням. Поднявшись на этаж, девушка остановилась перед большой резной дверью.

– Здесь я живу, открывайте, – протянула она ключи.

– Выглядит очень символично, – вытянул Голицын ключи из узкой тонкой ладошки. Натолкнувшись на насмешливые глаза, слегка смутился: что же ей от него нужно? Странно все как-то. Провернув на два оборота ключ, открыл замок. – Прошу вас.

Девушка вошла в прихожую, оказавшуюся узкой и длинной, напоминавшую коридор; далее квадратная гостиная, где на паркетном полу, выложенном квадратами, неистово плясали тени от уличного фонаря, раскачиваемого порывами ветра. Следом, волнуясь, вошел в комнату и Голицын. Негромко щелкнув металлическим язычком, закрылась входная дверь, оставив их наедине в полутемном помещении. Мебель простая, не новая, какая бывает у чиновников средней руки, не обременных высоким жалованьем. Ровным счетом ничего от девичьей горницы – ни милого рукоделия на стуле, ни наивной вазочки с цветами. Комната, скорее всего, напоминала приют одинокого холостяка, где по углам можно увидеть смятые гольфы, на стуле – развешанную непроглаженная рубаху, а на спинке – открытки с обнаженными дамами. Это уже характер, тут ничего не поделаешь. И вообще, эмансипация вещь серьезная. Вряд ли с такой женщиной у него может что-то получиться, уж слишком она самостоятельная. В какой-то момент Голицын пожалел о своем решении принять предложение на «чашку кофе», следовало бы сослаться на какую-то безотлагательную причину, тогда избежал бы нахлынувшего разочарования.

Девушка неожиданно смело посмотрела ему в лицо. Ее глаза отчего-то повлажнели, приняв в себя ночной свет, проникавший через большие окна. Разом все переменилось, важно было то, что они оставались вдвоем. От ее тела исходило успокаивающее тепло, волосы пахли весенним ароматом. Таких женщин полагалось любить и держать в своих объятиях до тех самых пор, пока они не попросят милости.

Поддаваясь нахлынувшему порыву, князь Голицын слегка обхватил девичьи плечи и поцеловал девушку в губы, почувствовав, как они слегка приоткрылись.

– И что же это было, Луи, позвольте полюбопытствовать?

– Простите меня, Жаклин, что-то вдруг как-то нахлынуло, не удержался, – честно признался Голицын. – Обычно я крайне сдержанный. А тут сам себя не узнаю.

– Вы как-то говорили о том, что во мне прячутся две личности, так какая же я сейчас, по вашему мнению?

– Мне не рассмотреть в полутьме цвет ваших глаз, ведь они разные, – произнес Голицын, чувствуя, как от волнения вдруг стал сбиваться голос.

Надо же такому случиться, разволновался, как обыкновенный гимназист, повстречав предмет своей страсти, как будто бы и не было у него блистательных побед над красивейшими аристократками Санкт-Петербурга, все куда-то ушло.

В глазах девушки вспыхнул крохотный огонек.

– Но кажется, вы безрассудная.

– Это действительно так, – проговорила Жаклин. У самого лица князь Голицын почувствовал горячее девичье дыхание. Шею оплели гибкие тонкие руки. – Я нечасто приглашаю в свой дом мужчин.

Ответить князь Голицын не успел – мягкие горячие губы впились в его рот с необыкновенной страстью, на которую способна лишь по-настоящему любящая женщина. Едва не задыхаясь от нахлынувшего восторга, он провел ладонями по ее спине и, натолкнувшись пальцами на шнурки, потянул. Получилось грубовато.

– Ты порвешь мне платье. Пройдем в комнату. Не здесь, – строго предупредила девушка.

Слегка отстранившись, Жаклин взяла его за руку и потянула в комнату. В небольшой спальне, где всего-то умещалась кровать с небольшим старомодным шкафом и коренастой некрасивой тумбочкой, столь же строгой, как кабинет какого-нибудь отставного поручика, разместились без труда. Жаклин, рассыпая длинные тяжелые волосы по плечам, выдергивала из прически заколки.

В какой-то момент князь поймал себя на том, что ищет следы мужского присутствия. Но ничего такого не обнаружил: ни бритвенных принадлежностей, ни сорочек, ни запонок, небрежно брошенных на комоде. Взгляд натыкался на безупречную чистоту, какую способна произвести только женская рука. Несколько легкомысленно, выбиваясь из общего порядка, на кровати лежала большая мягкая кукла.

Губы Голицына невольно дрогнули: не наигралась еще…

Теперь девушка была рядом, всего-то на расстоянии одного дыхания. Покорная, желанная. Крупные глаза взирали на него с ожиданием и надеждой. Разочаровывать не хотелось. Дотронувшись ладонями до ее матовых плеч, Голицын некоторое время любовался красивым лицом, в котором прочитывался вызов. А потом осторожно поднял на руки, как поступают с невероятно хрупкой и ценной ношей, и бережно положил на кровать. Девушка, обвив его шею гибкими руками, не желала отпускать.