Египетские приключения - Оливия Кулидж

– Оставь меня в покое, Юф-колдун, – сказал он тихим, шипящим голосом, оглядывая свою маленькую мастерскую, будто боялся, что его куклы могут его подслушать. – Уходи и оставь меня в покое, иначе я доставлю тебе много неприятностей.

Отец стоял перед ним покачиваясь, положив руки на бедра. Он презрительно засмеялся.

– Ты же собираешься разбогатеть, – сказал он, – и работать только на себя, а не на храм. Зачем же тебе доставлять мне неприятности?

– Слушай, что я тебе скажу…

– Нет, это ты послушай, – сказал отец устало. – Сколько раз я должен повторять тебе, что ничего плохого не случится. Правитель этого города получит свою долю, в то время как сановники и вооруженная охрана Долины царей получат свою. Что касается рабов-могильщиков, то они боятся меня. – Он коснулся маленького зеленого амулета, который висел у него на шее, и улыбнулся.

– Я тоже боюсь, – сказал Хапу, и его руки задрожали. – Я боюсь за свою жизнь. Смотри! – Он отодвинул легкую скамью, на которой сидел, когда работал, и показал отцу маленькую дырку в стене. – Ты видишь, где лежал мой подлый слуга-сириец, подслушивая наши планы относительно золота, которое я должен был получить? Ты удивишься, если я скажу, что он сбежал?

– Нисколько, – сказал отец твердо, хотя я заметил, что его лицо нахмурилось. – Если бы он попросил у нас свою долю золота, которое мы собираемся украсть из гробницы мертвого царя, мы, конечно, убили бы его. Ну что ж, пусть попробует заключить сделку с правителем города. Возможно, он лучше его отблагодарит.

– Он пошел к правителю города! – резко воскликнул Хапу и затряс скрюченными, как когти, пальцами перед лицом моего отца. – Он переправился через реку и идет в Фивы. Правитель Фив недолюбливает нашего правителя, и, конечно, наш план дойдет до ушей фараона. Это был твой план ограбить гробницу, Юф-колдун. Теперь, если ты такой умный, что скажешь, если я последую за своим слугой спасать свою голову и признаюсь, что мне известен твой план.

Отец ничего не ответил, но его большая рука бесшумно смахнула с верстака нож, который Хапу использовал для изготовления небольших кистей из тростника, а потом поднял его.

Хану проворно подбежал к скамейке и занял оборонительную позицию, как если бы он готовился защититься от удара.

– Ты думаешь, что я такой дурак, – выпалил он, – чтобы вступить в заговор с Юфом-колдуном и не попытаться как-то защититься от внезапной смерти? Слишком многие сделали эту ошибку, мой друг. Если я умру насильственной смертью, то письмо дойдет до правителя, находящегося за рекой, и сообщит ему имя того, кто готовит яды для своих заказчиков, живущих в самом дворце царя.

– Ты знаешь слишком много, чтобы умереть, Хапу, изготовитель фигурок, – спокойно сказал отец, положив небольшой нож на то же самое место, откуда смахнул его. – И хотя ты не умрешь, но будешь жалеть о том, что остался жить. Сообщи мое имя за реку, если посмеешь, но учти, что у меня тоже есть друзья во дворце, и я думаю, ты скоро узнаешь, что у меня длинные руки.

Он повернулся и зашагал вниз по улице так быстро, что мне пришлось бежать за ним, крепко сжимая неокрашенного крокодила в руке.

Мать встретила нас потоком ругани: зачем, как только она ушла на рынок, отец взял то, что она купила накануне, и обменял на пиво.

– Ты ни на что не годный, ленивый вор и мошенник! – кричала она, замахиваясь на него метлой.

Отец отмахнулся от нее, как от мухи, и пошел к своей волшебной коробке, спрятанной в стене.

Волшебная коробка отца, сплетенная из тростника, была потрепанная, но все еще крепкая. Он всегда перевязывал ее полоской кожи, а узел обливал воском и оставлял на нем отпечаток своего зеленого амулета. Никогда прежде отец еще не открывал его в моем присутствии. Я подкрался на цыпочках так близко, что при тусклом освещении нашей лампы увидел, что же было в этой коробке. На первый взгляд ничего необычного: блестящая медная чаша с нацарапанными на ней странными знаками, нож из темного металла (железа) – очень редкая вещь, привезенная с севера. Там же было несколько банок со зловонной жидкостью, чаша с рассыпчатым темно-коричневым веществом, которое, как я знал, называлось ладаном, очень большой черноватый кусок воска и несколько кусков проволоки. Отец отодвинул все в сторону и начал доставать со дна разные маленькие мешочки из кусочков полотна, многие из которых я видел раньше.

Мне казалось странным, что отец дружил с цирюльниками. Это было особенно странно, потому что из экономии всегда брился сам. Каждый раз, когда на небе появлялась полная луна, отец отдавал часть своего заработка цирюльникам, и, как правило, один из них незаметно клал мне в руку маленький пакет для него. Отец никогда не скрывал, что собирает волосы, а когда я спрашивал, зачем они ему нужны, то смеялся и открыто говорил, что было бы хорошо иметь некоторую власть над теми людьми, с кем имеешь деловые отношения. Волосы были очень нужны для колдовства, и мне было очень интересно узнать, что отец сделает с Хапу.

Отец достал из коробки воск и стал разминать в ладонях маленький кусочек. Когда воск согрелся, отец прижал его к талисману, висевшему на его груди, а потом протянул мне этот кусочек воска с отпечатком.

– Возьми это, мой мальчик, – сказал он, – и отнеси пивовару. Скажи ему, что мне нужна черная собака для жертвоприношения этой ночью, когда будет всходить луна. И пусть не подведет.

Мать выхватила отпечаток.

– Давай я пойду, – сказала она. – Разве ты не обещал, что мы будем воспитывать нашего сына, как воспитывают всех других мальчиков?

Отец протянул руку, чтобы остановить ее.

– Он не станет колдуном за одну ночь! – сказал он. – Ты же знаешь, что все должно быть втайне и ни одна женщина не может помогать мне.

Я думаю, что впервые почувствовал весь ужас колдовства моего отца, когда взял ворчащего маленького черного щенка из рук пивовара. Его было рано забирать от матери, поэтому он все время пытался лизнуть меня в щеку, и мне приходилось крутить головой, чтобы увернуться.

– До полнолуния еще десять дней, – ворчал пивовар. – Скажи Юфу, что я не успел достать черную собаку, таких собак трудно найти.

Я кивнул и побрел домой, поскольку задавался вопросом, будет ли эта маленькая собака сопротивляться тому, что с ней должны сделать сегодня ночью на нашей крыше при свете луны. Щенок сильно сопротивлялся, и я облегченно вздохнул, когда отец бросил его обмякшее тело в темноту и взял из моих рук медную чашу, в которой была кровь собаки. Луна казалась маленькой, а бесчисленное количество звезд, подобно сверкающим глазам в таинственном небе, безмолвно и с удивлением смотрели на нашу жалкую жертву. Отец поднялся во весь рост и поднял чашу так высоко, чтобы даже слабый ветер смог бы донести запах крови к невидимым ноздрям. Я присел у огня и рассыпал ладан. Его зеленый дым стал расстилаться у ног отца и, поднимаясь выше, закрывал его голову и руки так, что мне казалось, будто отец парит в воздухе.

Небольшое полено, вспыхивая, отбрасывало странные тени. Позади отца было что-то неясное, а рядом со мной лежал маленький, расплавившийся кусочек воска. Маленькая восковая фигурка Хану, которую отец лепил, произнося проклятия, вдавливая волосы старика и смачивая ее еще теплой кровью жертвы, отбрасывала мерцающую танцующую тень. Округлые плечи, тонкая шея, маленькая голова фигурки были так похожи на старого Хапу, что я, думая о нем и о себе, представил, будто мы уменьшились до размеров пигмеев, в то время как отец достиг небес и разговаривал с теми, кто был выше звезд.