Любимый мой - Дэй Леклер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давай же, Чэз, — Шейн сделала последнюю попытку примирить их. — Если это доставит удовольствие донне Изабелле, расскажи мне все.
— Дорогая, я хотел рассказать тебе об этом… Но не так.
«Значит, все действительно непросто…» — подумала она, стараясь ничем не выдать своего волнения. Всю жизнь Шейн приходилось скрывать свои мысли и чувства под маской напускного спокойствия. Жизнь с тетей многому ее научила, а потом первый брак с Чэзом… Ну что же, каким бы ни был его секрет, она сможет вынести и это.
— Все в порядке, Чэз, — мягко произнесла она. — Помнишь, когда мы встретились, я сказала, что смогу смириться с твоим секретом. И я действительно так думала.
— Очень хорошо… — довольно неуверенно начал Чэз, в его душе все еще оставались сомнения. — У донны Изабеллы есть то, что мне нужно.
— И даже больше… — надменно добавила донья.
— Чтобы получить желаемое, — продолжал он, я должен был исполнить ее требования: купить ранчо…
— ., и жениться, — подсказала Шейн.
— Да, — подтвердил он.
— И что же она должна дать тебе взамен? Скажи мне!
Чэз сомневался всего лишь мгновение, а потом все-таки ответил:
— Она должна вернуть мне мою дочь.
Моей давно потерянной невесте
Прошел еще один год с тех пор, как ты была в моих объятиях.
Сколько же мы с тобой не виделись? Года четыре? Четыре невозможно долгих года! Как же я скучаю по тебе, любовь моя! Ждешь ли ты меня? Или уже встретила другого мужчину? Эта мысль постоянно преследует меня, лишая разума.
Неужели мне все приснилось: и наша встреча, и объятия, и то, что мы стали половинками единого целого?! Испытываешь ли ты те же чувства, что и я? Вспоминаешь ли ты обо мне, видишь ли во сне мое лицо?
Слышишь ли ты мой голос так же ясно, как я слышу твой? Он чудится мне в дуновении ночного ветерка, в птичьей песне по утрам, в журчании быстрого ручья, в весенней капели… А может, я просто живу воспоминаниями о прошлом.
Ты ускользаешь от меня, дорогая. Я чувствую. И я знаю, что, если это случится, я потеряю самого себя. Я перестану быть тем мужчиной, которого ты любила.
Вернись ко мне! Ты нужна мне, любимая!
Чэзу потребовалось все его самообладание, чтобы остаться на месте: ему хотелось подойти к Шейн, взять ее на руки, отнести наверх в комнату и там, наедине, спокойно объяснить ей что к чему, стараясь хоть как-то смягчить ее боль, но донья Изабелла не сводила с него строгого взгляда. Шейн сидела удивительно прямо, подбородок был горделиво поднят, и только в больших черных глазах да в чуть заметном дрожании плотно сжатых губ читалось страдание.
— Как ее зовут? — спросила она наконец чуть дрожащим голосом. — Как зовут твою дочку?
— Сарита.
— Красивое имя. И… сколько ей сейчас? Искренность, с которой Шейн интересовалась его дочерью, заставляла Чэза чувствовать себя еще более беспомощным.
— В прошлом августе ей исполнилось три года.
— Она того же возраста, что и мой племянник Донато. А… кто мать девочки?
Чэз понимал, что, если немедленно не прекратить этот неприятный разговор, Шейн разрыдается, и, конечно, не мог этого допустить. «Нет, я не доставлю этой старухе удовольствия видеть, как страдает моя жена!» — подумал Чэз и ответил:
— Мы поговорим об этом позже, ладно? — Потом он повернулся к донье Изабелле:
— Вы не возражаете? Теперь вы довольны?
Та сразу поняла, в чем дело, и кивнула:
— Все в порядке, сеньор Макинтайр. Мое присутствие здесь больше не требуется. Я разрешаю вам объяснить все жене так, как вы сочтете нужным.
— Уж пожалуйста! — пробормотал Чэз, поднимаясь. — Я провожу вас.
— А как же Сарита? — напомнила Шейн. Донья Изабелла встала, опираясь на трость, и в сопровождении Чэза направилась к двери.
— Я приведу ее через месяц, — как бы между прочим сообщила она.
Чэзу не понравились ее слова.
— Но вы же сказали, что если я…
— Вы выполнили все, что я просила, но я не ожидала увидеть кругом такую разруху.
— Это намек или очередное требование? Донья Изабелла пожала плечами:
— Я всегда старалась быть с вами корректной, потому что вы были учтивы со мной, несмотря на самые сложные задания с моей стороны.
— И я очень ценю это. — Похоже, ради Шейн Чэз решил обуздать свой гнев. — К тому же очевидно, запасенный вами список требований рано или поздно закончится. Или вы собираетесь бесконечно дополнять его?
Он явно перестарался: эти слова не понравились гостье.
— Осторожнее, Макинтайр. Сарита — еще не ваша собственность. — Красивые черные глаза доньи грозно сверкнули.
— Она все равно будет жить со мной. Донья Изабелла помолчала, а потом обратилась к Шейн:
— А что вы думаете по этому поводу, сеньора? Согласны ли вы заботиться о Сарите? Та не колебалась ни минуты:
— Девочка будет жить с нами. Она будет мне родной дочерью.
Ответ Шейн потряс Чэза: ее слова подразумевали семейное постоянство, которого нельзя достичь, сохраняя дистанцию. А ведь главной его целью было вернуть дочь, а не найти себе жену, особенно такую впечатлительную, как Шейн. Его интересовала только Сарита. Все эти годы Чэз Макинтайр отчаянно боролся с собой, стремясь стать другим человеком. И, кажется, ему это удалось. Когда-то, давным-давно, будучи молодым и глупым, он был готов все отдать такой женщине, как Шейн, потому что верил, что любовь — это благословение, а не горе. Теперь Чэз думал иначе: девять долгих одиноких лет избавили его от наивных фантазий и мир для него окрасился в мрачные тона. Вот и сейчас он думал, что, оставшись с ним, Шейн тоже познает темную сторону любви, и это разобьет ей сердце. «Рейф ведь предупреждал меня», — тоскливо думал он.
— Мне нужна моя дочь, сеньора, — сказал Чэз, очнувшись от горестных мыслей. — Я достаточно ждал. Я выполнил все ваши требования: вы хотели, чтобы я купил для нее дом, — я приобрел ранчо; вы хотели, чтобы я нашел ей мать, — вот она.
— А теперь я хочу убедиться, что и это ранчо, и эта женщина подходят моей Сарите.
— Не провоцируйте меня, сеньора Изабелла… На мгновение горделивая маска спала с лица доньи, показав, что за ней скрывается беспомощная старая женщина, заботящаяся лишь о благе своей любимой девочки.
— Сарита — моя единственная правнучка, — начала она; в голосе ее слышалась боль. — Она отнюдь не заблудившийся котенок или щенок, которому нужен дом: ей есть где жить. Если я сочту, что вы неспособны стать ей хорошим отцом, Сарита уедет со мной в Мехико. Там я смогу обеспечить ее всем необходимым.