Грейс Келли. Принцесса Монако - Екатерина Мишаненкова

Точку поставила сама Грейс. Она никогда не умела расставаться, но зато умела провоцировать людей на те поступки, которые ей были нужны. «Как-то она позвонила мне и пригласила на ужин, — вспоминал Дон Ричардсон. — Потом, лежа со мной в постели, спросила: «Хочешь посмотреть на красивые штучки?» Для меня не было ничего прекраснее ее наготы, но она устроила настоящий показ мод, появляясь передо мной в тряпках одна другой дороже. Я не мог себе представить, откуда она все это взяла. Наконец она предстала в чем мать родила, в одном золотом браслете с изумрудами».

Ричардсон хорошо знал, кто мог подарить такой браслет — это была «визитная карточка» принца Али Хана, вице-президента Генеральной Ассамблеи ООН и сына Ага-хана III, духовного лидера исмаилитов. Али Хан был женат на кинозвезде Рите Хейворт, что не мешало ему напропалую крутить романы с многочисленными красавицами. Весь Нью-Йорк сплетничал о том, что каждой своей любовнице он дарил браслет с изумрудами.

Оскорбленный и разъяренный Ричардсон сорвал с руки Грейс браслет, швырнул его в аквариум, оделся и ушел. На этом их роман закончился.

Я работала на телевидении в прямом эфире в начале 1950-х, и это было довольно трудно и очень волнительно. В эти дни периода становления телевидения действительно было замечательно ощущать свою причастность к нему.

Дон Ричардсон был прав в своей скептической оценке шансов Грейс на театральной сцене. Хотя спектакль Рэймонда Мэсси «Отец» не имел успеха не по ее вине, а потому, что сама постановка была не слишком удачной, это стало провалом и для нее, потому что она не сумела создать такой образ, который запомнился бы публике. Поэтому, когда «Отец» уже в начале 1950 года сошел со сцены, Грейс осталась не у дел и потом два года не могла вновь пробиться на Бродвей.

Несколько раз ее приглашали на прослушивания, но каждый раз это заканчивалось ничем. Как верно заметил Ричардсон, ей не хватало драматического таланта, она не умела заворожить публику голосом, а ярко подать себя ей мешала застенчивость. В результате ее героиням все время не хватало изюминки, которая могла бы «зацепить» публику.

Но зато целеустремленности у Грейс было хоть отбавляй и готовности работать — тоже. Когда перед ней закрывали одну дверь, она всегда была готова постучаться в другую. Так и получилось, что после нескольких неудач в театрах она оказалась на телевидении, которое в те времена еще только-только начинало набирать популярность.

Звезды Бродвея и Голливуда относились к громоздкому черно-белому ящику с презрением, и было почему — первые телевизионные передачи ставились абы как и были рассчитаны на очень непритязательные вкусы. Однако к тому времени, как на телевидение пришла Грейс, оно уже стало превращаться в отдельный вид искусства. Запись еще не использовалась, поэтому все передачи шли в прямом эфире, и соответственно спектакли игрались тоже вживую, как на сцене.

Штамповали их с большой скоростью, в частности Грейс участвовала примерно в одной новой постановке каждый месяц. Соответственно роли учили с космической скоростью, репетиций почти не было, и актеры обязаны были уметь очень быстро ориентироваться в любых непредвиденных ситуациях.

Права на ошибку не было.

Звезды там, конечно, не играли, студии набирали новичков и актеров без ангажемента. Но опыт там приобретался очень серьезный. В этих телеспектаклях начинали такие актеры, как звезда «Психо» Энтони Перкинс, знаменитый герой боевиков Чарльз Бронсон и обладатель «Оскара» Род Стайгер. Когда спустя несколько лет Грейс снималась в фильме «Поймать вора», Кэри Грант выразил восхищение ее умением вести диалог и держаться перед камерой и поинтересовался, где она, начинающая актриса, смогла такому научиться, Грейс со смешком ответила: «Вы бы поиграли с мое!»

Еще одним плюсом телепостановок было то, что из-за их массовости даже не слишком известный актер мог сыграть в каком-нибудь знаменитом спектакле главную роль, которая никогда не досталась бы ему на Бродвее. Так Грейс удалось примерить на себя многие роли, за которые бродвейские актрисы рвали друг друга на части, и это тоже не могло не повысить ее актерское мастерство.

А вот с работой манекенщицей она рассталась — совмещать это с телевидением было сложно, и пришлось делать выбор. Впрочем, Грейс не колебалась ни минуты, она видела себя актрисой, а съемки в рекламе для нее были лишь зарабатыванием денег.

Правда, и к телевидению она относилась тоже не слишком серьезно, поэтому когда вставал выбор — участвовать в очередной телепостановке или сыграть хотя бы небольшую роль на настоящей сцене, она всегда выбирала второе. Хотя речь шла не о Бродвее и даже не об ангажементе в приличном провинциальном театре, а лишь о летних спектаклях, к которым серьезные актеры относились свысока. Но зато ее отец к телевидению и даже кино относился с пренебрежением, а театр уважал, а значит и Грейс хотела добиться успеха именно там.

Я была вынуждена уехать в Голливуд, поскольку не могла получить работу на Бродвее.

Работа на телевидении и в театре занимала большую часть времени Грейс, но большую — еще не значит всю. В квартире, которую они делили с подругой, едва ли не каждый день собиралась веселая компания — болтать, смеяться, флиртовать и танцевать. Творческая молодежь, как это обычно бывает, ютилась где придется, поэтому их большая удобная квартира стала своеобразным богемным клубом, где можно было весело провести время в хорошей компании.

Подруги вспоминали, что одно время Грейс серьезно увлекалась астрологией и спиритизмом, высчитывала гороскопы, крутила столы, но. это не мешало ей ловко сыграть маниакальную поклонницу спиритизма, чтобы отпугнуть надоевшего кавалера. Она много чем увлекалась, но это никогда не значило, что она к этому на самом деле серьезно относилась. По-настоящему важным для нее было то, что приносило практическую пользу. Так, например, она очень любила танцевать и упорно посещала балетный класс, хоть и понимала, что профессиональной танцовщицей ей не стать. Но она знала, что у нее есть проблемы с легкостью и раскованностью движений, и таким образом пыталась с ними справиться.

Лето 1951 года стало для нее временем нового подъема чувств, какого не было, наверное, с тех пор, как она когда-то влюбилась в Дона Ричардсона. Правда, поводом к этому эмоциональному всплеску стало очень печальное событие, можно даже сказать трагическое. Грейс узнала, что ее первая любовь, Харпер Дэвис, умирает от множественного склероза.

С тех пор как они расстались по настоянию Джека Келли, прошло уже немало лет, но по-видимому, Грейс продолжало преследовать чувство вины. И когда молодой человек тяжело заболел, оно еще более обострилось. Каждый раз, бывая в Филадельфии, она навещала парализованного бывшего возлюбленного в ветеранском госпитале, а потом уезжала в слезах.

Много позже, когда журналисты спрашивали, любила ли она кого-нибудь по-настоящему, она каждый раз называла его имя. «Мы полюбили друг друга еще детьми, — печально говорила она, — а потом он умер от множественного склероза». И скорее всего, она была искренней, когда это рассказывала, ведь Харпер Дэвис был первым, в кого она влюбилась, и первым, кого ей пришлось отвергнуть. Поэтому все последующие разрывы были для нее в некотором роде отголосками того, что она пережила в юности. Выбирая между отцом и любовью, она выбрала отца и теперь вынуждена была делать это снова и снова.