Всему свое место. Необыкновенная история алфавитного порядка - Джудит Фландерс

Изменения в практике использования документов привели к изменению их числа; последнее, в свою очередь, привело к переменам в восприятии и сохранности этих текстов. В 1194 г. в битве при Фретевале Ричард Львиное Сердце, как сообщалось, захватил сокровищницу Филиппа II. В то время в сокровищнице правителя хранились не только золото, серебро и драгоценности, но и большая королевская печать, грамоты, прокламации и другие документы, в том числе относящиеся к управлению государством, такие как налоговые реестры и земельные кадастры. Предание рассказывает, что более пяти лет после этой битвы один из верных придворных короля путешествовал по всей стране, чтобы восстановить утраченные документы, а его записи временно стали основой управления во Франции[124].

Хотя эта история, даже не будучи полной выдумкой, очевидно приукрашивает реальные события, однако свидетельствует о веяниях времени: в предыдущие века вокруг документов не возникало легенд. Спустя всего 50 лет, в 1240 г., легенда стала реальностью, когда при сицилийском дворе Фридриха II Гогенштауфена была основана фактически первая европейская канцелярия: специальное помещение с выделенным персоналом для контроля за сложной системой управления, осуществлявшегося посредством письменных документов, которые старательно сохранялись.

Сицилия стала идеальным местом для этого нововведения благодаря появлению там нового материала для письма, пришедшего из мусульманского мира: бумаги. В Китае, вероятно с II в. до н. э., бумага использовалась для упаковки товаров, но прошло еще несколько столетий, прежде чем она заменила шелк и бамбук в качестве писчего материала. Значительно опередив Европу в использовании бумаги, Китай раньше начал широко использовать письменные документы и разрабатывать принципы их сортировки. С середины III в. Мишу-шен, Императорская придворная библиотека, служила одновременно местом хранения книг и центральной архивной системой для всех документов, имеющих отношение к императору и его двору. В XII в. Чен Цзюй, помощник начальника библиотеки, написал «Повесть о национальной библиотеке», в которой разделил коллекцию на четыре части: цзин (конфуцианские идеи), ши (история), жи (школы) и цзи (литература на разные темы). Кроме того, он обсуждал возможность упорядочения архивных материалов по типу документов или по частоте их использования.

Жень Цяо в труде «Теория библиотечной науки и библиографии» также сосредоточился на классификации: «Если книги распределены по разделам, – писал он, – то все школы мысли и всё знание хорошо упорядочены и ясно систематизированы». По его словам, обескураживало не количество работ, подлежащих каталогизации, а отсутствие метода их классификации. (Он был сторонником тематического расположения.)[125] Позже, при династии Юань, основанной монгольским ханом Хубилаем (правил в 1271–1294), инструкции для администрации стали более подробными: чиновники должны были ставить на каждом документе печать с датой его получения, отдельно отмечая факт приема, а затем любые последующие действия с ним, включая информацию об исходящих документах, отправленных в ответ. К 1298 г. все бумаги были расположены в хронологическом порядке, причем исходящие и входящие документы различались по цвету используемых чернил[126].

Ничего подобного в Европе еще не наблюдалось. К 750 г. бумага из Китая пришла в арабский мир: на ней были написаны многие из 300 000 документов, хранившихся в синагоге в Каире, датируемые X в. и более поздним временем (обнаружены в XIX в.)[127]. К 1200 г. бумага появилась сначала в мусульманской Испании, а затем, что вполне естественно, на Сицилии, имевшей связи с арабским миром и поощрявшей использование письменных документов. Бумага быстро распространялась дальше: к концу XIV в. только в Италии было 30 фабрик, производящих новую продукцию; полвека спустя бумага стала доступна по всей Европе[128]. Первоначально бумага считалась скорее материалом, полезным для делопроизводства, а не заменой пергамента в книжном деле. Она быстро стала востребованной в канцелярской среде. К 1285 г. бумажные бухгалтерские книги, а также бумажные тетради сборщиков налогов использовались уже вдали от Сицилии – в Нидерландах[129]. Еще полвека спустя бумага перебралась через Ла-Манш: английский священнослужитель завещал своим наследникам «великую десть, или книгу, которую я обыкновенно имел при себе, написанную частью на пергаменте, а частью на бумаге, в которой я делал записи и располагал [содержание] под заголовками, в порядке алфавита»[130].

Бумага изменила все, не в последнюю очередь – системы сортировки. Она была дешевле, чем пергамент, и поэтому ее можно было использовать для черновиков, для подсчетов и для упорядочения различного материала, а также для записей о завершенных делах. Поскольку большее количество бумаги можно было употребить за меньшую цену, чем такой же объем пергамента, исчезла необходимость заполнять как можно меньшее число страниц как можно большим количеством информации. Вместо этого в тетради или блокноте для записей, которые вели по хронологии, каждую новую неделю, месяц или год можно было начинать с новой страницы; по завершении записей можно было добавить несколько страниц для перечисления содержания. Макет страницы также мог быть изменен и дополнен, чтобы облегчить поиск и предоставить читателям полезные подсказки, такие как даты или ключевые слова, написанные на полях, которые теперь также можно было без затрат расширить для размещения заметок[131].

Использование документов в качестве основного, а не дополнительного ресурса привело к дальнейшим переменам. На протяжении XII в. в Англии лишь редкие грамоты снабжались датами. В тех документах, в которых они все же имелись, зачастую использовались косвенные методы датировки, основанные на местных сведениях: например, запись состоялась через столько-то лет после сильного шторма, смерти местного лорда или закладки первого камня в основание церкви. Но по прошествии времени и множества событий дату такого рода становилось трудно определить, даже если в ней имелась отсылка к правителю или событию государственного значения: «после Великого королевского совета в Лондоне» не могло служить точным указанием спустя десять и более лет после одного из нескольких советов под председательством короля, не говоря уже о том, что не всегда было понятно, какой именно король имелся в виду. В Линкольне самые ранние сохранившиеся списки гильдий конца XII в. содержали надпись, в которой отмечалось, что они были написаны в год, когда граф Лестер был освобожден из плена[132][133]. Использование относительной датировки такого рода отчасти объяснялось значимостью местной повестки, но чаще связано с тем, что подобно тому, как час в ту эпоху был условным временным интервалом, зависящим от времени года, так и год был понятием условным – многие люди, если не большинство, попросту не знали, какой шел год. Относительные даты часто оказывались единственно возможными.

В Англии Радульф де Дисето (умер ок. 1200), настоятель собора Св. Павла в Лондоне, был одним из первых, кто попытался