Незваный гость - Татьяна Коростышевская

– Можем возвращаться? - В тоне пацана мне послышались нотки грусти, ему, кажется гораздо больше нравилось болтаться со мной, чем шарить по карманам в Крыжовене.

– Развалины еще нужно осмотреть . Не струсишь? А ну как призрак Попова крови возжелает?

– Тогда скормим ему Кузьму, в нем жижи поболе чем в нас будет.

Я хихикнула и мы побрели через снег.

Дом пострадал от пожара, от времени, от диких животных. Верхний этаж был недоступен, придавленный осевшей крышей. Более менее сохранилась лишь одна зала внизу, на стенах которой угадывались роспись и резные шпалеры, почти полностью уничтоженные огнем. Паркетный пол кое-где проваливался, доски нехорошо пружинили и скрипели под ногами.

– У входа обожди, - велела я Мишке, поправляя очки.

Человеческих следов здесь не было, но, может, обнаружатся чародейские?

Прямо от двери через зал темнел каминный зев, мраморная облицовка держала форму. Хорошая работа, основательная,и без толики колдовства. Две резные фигуры поддерживали украшенную растительным орнаментом широкую полку. Что–то аллегорическое, мужчина и женщина в тогах, руки будто напряглись от усилий, на них бугрятся мускулы, лица искажены. В камине я пошарила подобранной с пола деревяшкой, обнаружила дохлую белку. То ли от поднятого в воздух пепла, то ли от неровного света из выбитых окон, но на мгновение мне показалось, что рот мраморной женщины шевельнулся. Я замерла, выдохнула осторожно. Рот статуи действительно открыт, широко, как от хохота. Она «демонски хохочет»? Я перевела взгляд к ее мраморному напарнику. Полку он держал лишь одной рукой, вторая была перед грудью, указательный палец отколот, но, мысленно его дорисовав, я решила, что статуя грозит. Он и она. Он грозит, она демонски хохочет. В своем предсмертном послании господин Блохин именно так писал. Значит те самые «тыщщи» спрятаны под полом? Именно под этим, кое-где сгоревшим и гнилым?

Разжав пальцы, я выпустила деревяшку. Спокойно, Геля, не пори горячку. Ну найдешь ты немедленно клад, дальше что? Потащишь его в сани, а после в приказ? Рано еще раскрываться. В сани и перепрятать до поры у Губешкиной? А извозчику ты что скажешь? На разведку-то с пустыми руками отправлялась.

Тогда что? Просто уйти, вернуться после без свидетелей?

– Мишка, – позвала я негромко, - возьми у Кузьмы фонарик чародейский с саней, мне посветить нужно.

Пацан ушел, я опустилась на колени перед камином,толкнула от себя железный поддон, он съехал. Полозья крышки недавно хорошо смазали жиром. В углублении лежал обычный дорожный саквояж. Я щелкнула замочком. «Тыщщи», плотно перетянутые ординарными банковскими бечевками, даже не шелестели. Закрыв саквояж, я переставила его на пол, помогая деревяшкой, столкнула в схрон дохлую белку и задвинула поддон. Перфектно. Следы! Той же деревяшкой я размазала пепел, встала, ухватив за ручку саквояж. Снаружи доносился скрип снега под мишкиными шагами, я метнулась к окну, к остову цветочного горшка, где некогда росла массивная пальма, ее обугленный ствол крошился под пальцами, но удержал пук сухих корней. Саквояж в горшок поместился, но занял все свободное пространство. Его кожаный бок осветился желтоватым светом магического фонаря.

– Геля? - испуганно спросил пацан. – Ты чего делаешь?

– Деньги прячу, - вздохнула я.

Он неторопливо приблизился и присвистнул, когда замочек щелкнул и я показала клад:

– Эти деньги, – сказала я веско, - следует немедленно в полицейский приказ доставить и под опись сдать .

— Немедленно, - подтвердил пацаненок, - сию минуту.

Он отдал мне фонарь, выдернул саквояж из вазона:

– Пошли. К присутственному времени, глядишь, поспеем.

Я посветила ему на лицо:

– В смысле? К утру?

– Кузьма велел тебе кланяться и гореть в геенне огненной, как ведьминскому роду и пристало. Его, вишь, привидения терзали, пока мы с тобой окрестности осматривали, вот он и решил нас не дожидаться.

– А фонарь?

– Его я сорвать успел, прежде чем меня кнутом огрели.

– Бедняжка, - пожалела я.

– Пустое, - хмыкнул пацан. - Даже в сравнение с тем, что мне барыня-начальница за опоздание устроит, не идет.

Мы с Мишкой побрели сквозь метель подобно двум великим путешественникам, и брели час, другой, брели, брели, брели. Хорошо, что мы плотно пообедали, и счастье, что фонарик у нас был. Действительно счастье. Потому что именно его огонек рассмотрел сквозь завируху припозднившийся в город селянин на дребезжащих нагруженных пенькою санях. Так что в Крыжовень мы вернулись ещё до полуночи. От денег спаситель отказался наотрез:

– Не по-божески это и супротив законов людских за такое плату брать .

Он высадил нас у городских ворот, где в будке у шлагбаума дремал городовой,и направил сани к дощатым баракам речной пристани.

– Бывай, Γеля, - попрощался Мишка, косясь на служителя порядка. - Я, пожалуй,тоже на пристани до утра перекантуюсь,там деревенский люд ночует, авось пожалеют сироту.

– Погоди, а приют как же? Давай вместе к директрисе явимся, чтоб тебя не наказали.

– Да меня, наверное, уже в беглые записали, не оправдаюсь.

– И что?

– Наутро уговорюсь с кем, чтоб до Змеевичей подбросили,там на поезд присяду, пацаны сказывали,там обходчики растяпы, не то что наши, пропустят.

Пока мы спорили, к шлагбауму с городской стороны промаршировал полицейский наряд. Служивый в будке проснулся,и прокричал:

– По какой-такой надобности?

Кричал он нам, поэтому я ответила подхалимски:

– Евангелина Романовна Попович я, приезжая, стало быть, у Захарии Митрофановны Губешкиной в Крыжовене проживаю, на улице Архиерейской. Пустите, дяденька, в город.

– Попович? - резко переспросил один из подошедших, судя по нашивкам, офицер – начальник наряда.

Ответить я не успела. Офицер скомандовал:

– Взять!

И двое здоровенных полицейских подхватили меня под руки. Не будь я столь вымотанной и промерзшей, непременно оказала бы сопротивление, что за превышение полномочий, право слово, но тут сплоховала, да ещё выронила саквояж. Сам офицер попытался поймать за шкирку пацана,тот пригнулся в лучших традициях благородной яматайской борьбы, ушел от захвата, одновременно подцепляя ручку саквояжа, кувыркнулся и прыгнул через шлагбаум с ловкостью акробата. Городовой задул в свисток, а Мишка, петляя весенним зайцем, скрылся в переулке. Перфектно! Деньги похищены, я под арестом. Какой-то полный Крыжопень, Гелюшка, получается.

Γригорий Ильич Волков был уездной звездой,и не восходящей, как можно было предположить, а самой что ни на есть зенитной. Коллежский асессор жандармского ведомства был неприлично молод, в нынешнем листопаде ему исполнилось двадцать три года. В Змеевичах, где начал он свою полицейскую карьеру, к юному дарованию поначалу отнеслись скептично. Из молодых да ранний, выскочка, получивший чин незнамо за какие заслуги, видно лапу мохнатую в столицах имеет. Начальник уездного приказа Антон Фомич Самоедов, армейский ветеран всех последних войн, мальчишку решил придержать, должность дал обтекаемую – регистратор, да усадил в архив древние бумажки разбирать.