Франция. Отель "Пастис" - Питер Мейл

— Здесь неделя ничего не значит, Саймон. А что касается обеда, с удовольствием.

Они условились встретиться в кафе. Саймон посвятил полчаса изучению путеводителя «Гол-Мийо», выбирая подходящий ресторан. Надо бы было позвонить Николь раньше, но, возможно, сначала действительно нужно было забыть о лондонских привычках. Он улыбнулся, поймав себя на том, что пожимает плечами.

Приехав на следующее утро в Брассьер, он застал Дюкло там, где увидел его в первый раз, — под машиной. Она была подозрительно похожа на ту же самую машину. Саймон поздоровался с вымазанными маслом башмаками, и из-под машины выкатилась тележка с их владельцем.

— Ah, monsieur. C’est vous[40].

У Дюкло были хорошие новости. Запчасти прибывают на следующей неделе — certain, garanti, pas de probleme[41]. Он собирался позвонить, но…

В Лондоне Саймон был бы взбешен, но здесь, казалось, это не имело значения. Погода великолепная. Он собирается пообедать с прелестной женщиной. За машиной, когда будет готова, можно послать Эрнеста. Его поразило столь философское отношение. Он, кажется, научился спокойно пожимать плечами не только физически, но и мысленно. Поблагодарив Дюкло, Саймон зашагал в сторону кафе.

Солнце как бы разделило ведущую к площади улицу на две части — одна сторона ослепительно яркая, другая в глубокой тени. Саймона вновь потянуло к старой жандармерии. Он поднялся по лестнице. Второй этаж показался даже больше первого — огромное пространство, расчищенное для продолжения строительных работ. Сверху открывался еще более великолепный вид — виноградники, уже приобретающие красновато-бурый цвет, поросший соснами холм с виднеющимися между деревьями плоскими освещенными сзади силуэтами каменных строений, и позади всего гора. Воздух был так чист, что Саймон мог разглядеть на самом высоком гребне очертания деревьев, крошечные, но отчетливые. Со спускающихся вниз террас раздавался смех, слышался звук запускаемого трактора. Наступал полдень, время, когда каждый порядочный провансалец возвращается с поля домой обедать.

Николь ждала его за столиком снаружи. Она подставила для поцелуя обе щеки, и Саймон ощутил запах ее духов, свежий и пряный.

— Как дела с машиной? Надеюсь, ты не заплатил, сколько он запросил.

— Он все еще ждет запчасти. Неважно. Пошлю за ней кого-нибудь из Лондона.

Николь рылась в сумочке, ища сигареты. На ней было льняное платье без рукавов желтовато-серого цвета, оттенявшее ровный загар на руках и ногах. Саймон пожалел, что не позвонил раньше.

— Итак, — сказала она, — тебе пора возвращаться.

— Так мне говорят в конторе.

Саймон заказал у девушки напитки. Та с нескрываемым любопытством разглядывала платье Николь. Улыбнувшись Саймону, она, покачивая бедрами, направилась в кафе.

— Миленькая девочка, — заметил Саймон.

— Мамашу видел? — надув щеки, засмеялась Николь.

— Ты злая, завистливая женщина. И только из-за того, что у тебя нет усов и ты не можешь водить трактор.

— Вот, оказывается, что тебе нравится.

Николь поглядела на него сквозь сигаретный дым, и Саймон ощутил возникшее между ними взаимное влечение. Нет, подумал он, мне нравится та, что передо мной.

— Обожаю усатых женщин, — подтвердил он. — По-моему, они ими приятно щекочут.

Николь приложила к верхней губе прядь волос.

— Так хорошо?

— Потрясающе, — кивнул Саймон. — Сможешь так есть?

Он выбрал ресторан неподалеку от Горда, переоборудованный из фермы, со столиками во дворе. В путеводителе «Гол-Мийо» говорилось, что шеф-повар — восходящая звезда. Они обедали долго, чувствовали себя непринужденно, много смеялись и выпили чуть больше, чем надо бы. Потом, за кофе, Николь спросила, с каким настроением он возвращается в Лондон.

Глядя на поднимающуюся к кроне тенистого платана струйку сигарного дыма, Саймон думал, что его ожидает в это время завтра. Вероятно, бутылка минеральной воды и клиент, отчаянно борющийся за место на рынке.

— Не могу сказать, что очень рвусь туда, — ответил он. — Беда в том, что все это уже было — те же старые проблемы у клиентов, люди, с которыми работаю, до чертиков надоели… — Он остановился и подул на кончик сигары, пока под пеплом не засветился огонек. — Думаю, дело в том, что мне надоело. Раньше очень нравилось, теперь нет.

— Но тем не менее ты не бросаешь это дело.

— Есть одна слабость: люблю деньги. — Грустно улыбнувшись, он посмотрел на часы и дал знак подать счет. — Извини. Мне пора.

Они помолчали, пока он расплачивался. Потом Саймон достал из бумажника визитную карточку и протянул ей через стол.

— Здесь лондонский номер телефона. Если когда-нибудь появишься, дай знать. Может быть, вместе поужинаем.

Николь надевала дымчатые очки. Оставив на кончике носа, поглядела поверх них на него.

— Я думала, ты ужинаешь только с клиентами.

— Ты могла бы стать перспективным деловым объектом. — Она недоуменно подняла брови, а Саймон ухмыльнулся. — Это наш рекламный жаргон. Так мы говорим, когда закидываем удочки.

Он поехал в отель собирать вещи, а Николь отправилась домой. И он, и она были уверены, что встретятся снова.

Саймон внезапно возненавидел Лондон. Несмотря на все усилия Эрнеста создать уют с помощью цветов и части спасенных из дома картин, квартира выглядела уныло и безлико, как гостиничные апартаменты. Начался долгий пасмурный период, предшествующий английской зиме. Серое небо нависло низким потолком. Ежась от моросящего весь день дождя, люди на улицах боролись с зонтами. Не хватало света. Прованс остался далеким ярким воспоминанием.

Первый рабочий день ничуть не улучшил его настроение. Джордану явно понравилась прошедшая неделя, когда он чувствовал себя хозяином, и ему не хотелось отдавать бразды правления. Он то и дело заглядывал в кабинет Саймона, пытаясь давать советы по делам, как он говорил, государственного значения. Он уселся было на своего любимого конька — затеял разговор о безответственном отношении к делу творческого отдела вообще и творческого директора, Дэвида Фрая, в особенности, — но Саймон его оборвал.

— Давай вернемся к этому позже, ладно? А мне лучше разобраться вот с этим. — Он потряс пачкой документов. — Должен к четвергу досконально ознакомиться с рынком презервативов.

Джордан улыбнулся, обнажая длинные желтоватые зубы. Начинает походить на своих паршивых лошадок, подумал Саймон.

— Лучше ты, чем я, старина, — сказал Джордан. — Всю жизнь ненавидел эти проклятые штуки. Все равно что сосать кларет через соломинку. — И, заржав, побрел к себе в кабинет.