Дети Капитана Гранта - Жюль Верн

— Вот это довод! — воскликнула леди Элен.

— Ну, хорошо, — сказал Гленарван, — но наш друг Паганель, наверное, согласится с тем, что если существуют сомнения относительно названия патагонцев, то, по крайней мере, известно, какого они роста.

— Никогда не соглашусь с таким чудовищным утверждением! — воскликнул Паганель.

— Они высокого роста, — настаивал Гленарван.

— Не знаю.

— Низкого? — спросила леди Элен.

— Никто не может утверждать и этого.

— Так среднего роста? — проговорил Мак-Наббс, желая всех примирить.

— И это мне не известно.

— Ну, это уж слишком! — воскликнул Гленарван. — Путешественники, которые их видели…

— Путешественники, которые их видели, — перебил его Паганель, — противоречат друг другу. Так, Магеллан говорит, что его голова едва доходила им до пояса…

— Ну, вот видите!

— Да, но Дрейк утверждает, что англичане выше ростом самого высокого патагонца.

— Ну, англичане… — презрительно заметил майор. — Вот если бы там были шотландцы…

— Кавендиш уверял, что патагонцы — народ крепкий и рослый, — продолжал Паганель. — По словам Гаукинса, это просто великаны. Ле Мер и Схаутен приписывают им рост в одиннадцать футов…

— Прекрасно! Эти люди заслуживают доверия, — заметил Гленарван.

— Да, но такого же доверия заслуживают и Вуд, и Нарборо, и Фолкнер, а по их мнению — патагонцы среднего роста. Правда, Байрон Ла Жироде, Бугенвиль, Уэлс и Картере утверждают, что средний рост патагонцев — шесть футов шесть дюймов, а господин д'Орбиньи, лучший знаток этих мест, считает, что он равен только пяти футам четырем дюймам.

— Но какое же из этих противоречивых показаний верно? — спросила леди Элен.

— Верно, сударыня, что у патагонцев ноги короткие, а туловище длинное. В шутку можно выразиться так: в них шесть футов, когда они сидят, и только пять, когда стоят.

— Браво, милейший ученый! — воскликнул Гленарван. — Вот это хорошо сказано!

— Ну, а если патагонцев вообще не существует, тогда отпадают и все разногласия, — продолжал Паганель. — А теперь, друзья мои, замечу в утешение, что Магелланов пролив великолепен и без патагонцев.

В это время «Дункан», плывя вдоль живописных берегов, огибал полуостров Брансуик. Было пройдено уже семьдесят миль от мыса Грегори, по правому борту осталась исправительная тюрьма в Пунта-Аренас. Среди деревьев промелькнул чилийский флаг и колокольня церкви. Пролив катил свои воды среди величественных гранитных массивов. Подножия гор скрывались в огромных лесах, а вершины их, покрытые вечным снегом, терялись в облаках. На юго-западе поднималась гора Тарн в шесть тысяч пятьсот футов вышиной.

После продолжительных сумерек наступила темнота. Дневной свет постепенно угас, и на землю легли мягкие тени. Небо загорелось яркими звездами. Созвездие Южного Креста указывало мореплавателям путь к Южному полюсу. В этой сияющей ночи, при свете звезд, заменявших в этих краях маяки цивилизованных стран, яхта смело продолжала свой путь, не бросая якоря ни в одной из удобных бухт, которых здесь так много. Часто реи задевали за ветки южных буков, склонявшихся к волнам, часто винт взбивал воды в устьях больших рек, поднимая диких гусей, уток, куликов, чирков и вообще все пернатое царство этих болотистых мест. Вскоре показались какие-то раз валины и оползни. Ночь придавала им величественный вид. Это были печальные остатки покинутой колонии, имя которой — вечное свидетельство того, что местность эта вовсе не так плодородна, а леса не так богаты дичью, как говорят. «Дункан» проходил мимо Голодного Порта.

На этом месте поселился в 1584 году испанец Сармьенто во главе четырехсот эмигрантов. Здесь он основал город Сан — Филипп. Часть поселенцев погибла от свирепых морозов. Голод прикончил тех, кого пощадила зима. И в 1587 году корсар Кавендиш нашел последнего из четырехсот несчастных эмигрантов умирающим от голода на развалинах этого города, просуществовавшего три года, но пережившего, казалось, шесть веков.

«Дункан» проплыл вдоль этих пустынных берегов. На рассвете он снова плыл по тесному проливу между буковыми, ясеневыми и березовыми лесами. Время от времени показывались зеленые пригорки, поросшие остролистом холмы, вершины гор. Там, высоко, был виден обелиск Бугенвиля.

Яхта прошла мимо устья бухты Сан-Николас. Некогда Бугенвиль назвал ее Французским заливом. Вдали резвились тюлени и киты, о величине которых можно было судить по выбрасываемым ими мощным фонтанам воды, видимым на расстоянии четырех миль. Наконец «Дункан» обогнул мыс Фроуорд, еще покрытый кое-где зимним льдом. По другую сторону пролива, на Огненной Земле, поднималась на шесть тысяч футов в небо гора Сармьенто — гигантское нагромождение утесов и скал, между которыми проползали облака, образуя как бы воздушный архипелаг.

В сущности, мысом Фроуорд и заканчивается Америка, ибо мыс Горн — не что иное, как утес, затерявшийся в океане под 56° южной широты.

После мыса Фроуорд, между полуостровом Брансуик и островом Десоласьон, пролив суживается. Этот длинный остров вытянулся среди множества мелких островков, напоминая колоссального кита, выброшенного на усеянный валунами берег. Как не похож этот изрезанный конец Американского материка на ровные, правильные оконечности Африки, Австралии и Индии! Какая неведомая катастрофа искрошила этот огромный мыс, брошенный между двух океанов!

Далее вместо плодородного побережья протянулись пустынные, дикие берега, изрезанные запутанным лабиринтом узких проток.

«Дункан» неуклонно и безошибочно шел этими капризными извилинами, смешивая столбы дыма из своих труб с туманом, сквозь который порой проглядывали скалы. Не замедляя хода, яхта прошла мимо нескольких испанских факторий, обосновавшихся на этих безлюдных берегах. Затем пролив снова расширяется. «Дункан», обойдя крутые берега островов Нарборо, приблизился к южному побережью. Наконец, через тридцать шесть часов после входа в пролив, на «Дункане» увидели скалу мыса Пилар на самой окраине острова Десоласьон. Огромное, просторное, сверкающее море простиралось перед форштевнем «Дункана». И Жак Паганель, приветствуя море восторженным жестом, был взволнован не менее, чем сам Магеллан, когда его корабль «Тринидад» накренился под ветром Тихого океана.

Через неделю после того, как «Дункан» обогнул мыс Пилар, он на всех парах вошел в бухту Талькауано — великолепную гавань длиной в двенадцать и шириной в девять миль. Погода была прекрасная. В этом краю с ноября по март на небе не видно ни одной тучки, и вдоль берегов, защищенных Кордильерами, неизменно дует южный ветер. По приказанию лорда Гленарвана Джон Манглс вел яхту вблизи берегов архипелага Чилоэ и других бесчисленных осколков этой части Американского материка. Здесь какой-нибудь обломок, сломанная мачта, кусок дерева, обработанный человеческой рукой, могли навести «Дункан» на след крушения «Британии». Но ничего такого не было видно. Яхта продолжала свой путь и, наконец, через сорок два дня после того, как покинула туманные воды Фёрт-оф-Клайд, бросила якорь в порту Талькауано.