Волки в погонах - Сергей Донской

* * *

После общения с деморализованным журналистом у Громова на душе остался неприятный осадок. Не все методы развязывания языков ему нравились, но что тут попишешь? Люди, с которыми порой приходилось сталкиваться Громову по долгу службы, нравились ему еще меньше.

Светлана Копейкина не заставила его ждать в приемной, тут же связалась с начальником и официально кивнула:

– Проходите, пожалуйста.

Ушки у нее уже не полыхали маковым цветом. И на Громова она старалась не смотреть, отводила взгляд, давая понять, что больше не желает выслушивать всякие глупости.

– Спасибо тебе, Светик, – сказал он с чувством, прежде чем исчезнуть в кабинете Власова.

– За что? – вырвалось у нее невольно.

– За то, что никогда не улыбаешься, – ответил Громов с серьезным видом. – Если улыбки красивых девушек кому-то и продлевают жизнь, то только самим этим девушкам. Окружающих мужчин, – Громов ткнул себя пальцем в грудь, – они сражают наповал.

– Борис Юрьевич вас ждет! – напомнила Копейкина страдальческим голоском. Одна из светлых прядей волос почему-то выбилась у нее из-за уха и свесилась чуть ли не до страницы журнала регистрации посетителей, в который она уткнулась.

Громов напоследок полюбовался по-кошачьи аккуратной головкой девушки и распахнул дверь.

Для того чтобы приблизиться к столу Власова, было достаточно сделать десять широких шагов, но, по традиции, сначала следовало дождаться приглашения войти и присесть. Обычно Власов оставлял подчиненным на раздумье секунд пять, давая им возможность в последний раз взвесить, что и как им докладывать, а о чем лучше не заикаться. Громова он продержал у порога раза в два дольше.

За это время можно было успеть полюбоваться большим поясным фотопортретом президента и отметить про себя, что тот смотрится в кабинете полковника ФСБ еще более впечатляюще, чем Железный Феликс в былые времена. Дзержинский, тот по непонятной причине всегда изображался вполоборота, глядящим неизвестно куда. Немигающий взор президента был обращен прямо на зрителя, а потому обладал той же магической притягательностью, что и знаменитый плакат «Ты записался добровольцем?». При этом в глазах президента читалось невысказанное продолжение. Мол, если не записался – я не виноват.

– Кто не с нами, тот против нас, – неожиданно прокомментировал Власов. – Проходи, майор, устраивайся. Удалось что-нибудь раскопать?

Громова, как это уже случалось не раз, неприятно задело, что полковнику удается читать его мысли с такой легкостью, словно они высвечивались у него на лбу в виде бегущей строки. В принципе, не такой уж хитрый трюк, которому обучали в свое время и самого Громова. Ты, якобы в задумчивости, произносишь фразу, которая, по твоему мнению, отвечает настроению собеседника. В случае промашки он пропустит реплику мимо ушей – мало ли кто что бормочет про себя. Зато если ты угадал – собеседник сражен наповал. Элементарно, Ватсон, как говаривал мистер Холмс. Но Власов еще ни разу не ошибся, демонстрируя Громову свою проницательность, вот что настораживало. Можно было заподозрить, что он действительно обладает даром телепатии. Поэтому каждая беседа с ним превращалась в своего рода состязание: кто кого? Возможно, Власову это доставляло удовольствие. Что касается Громова, то ходить в Ватсонах ему было не по душе.

Он сделал вид, что услышал лишь предложение присесть напротив полковника и доложить о результатах короткого расследования. Поэтому, устроившись за столом для посетителей, сразу перешел к делу:

– Наибольший интерес среди журналистов, которые входили в круг знакомых покойного Эдички Виноградова, представляют Дмитрий Балаболин и некто Артур Задов. С первым из них…

– Послушай, майор, – перебил Громова полковник. – Почему Эдичка? Насколько я понимаю, звали его Эдуардом, да и отчество у него наверняка имелось.

– Эдуардами таких никогда не зовут, – возразил Громов. – Что касается отчества, то на нем можно язык сломать. Мирзарахманович.

– Н-да, – крякнул Власов. – Это кто же у него отец был? Татарин?

– Наполовину узбек. В восьмидесятых работал вторым секретарем Ташкентского обкома партии. Лет пять назад перебрался в Москву, пытался наладить здесь торговлю наркотиками. Ну, его свои же соплеменники на плов и пустили. – Громов усмехнулся. – Рецепт предельно прост. Один грамм свинца на каждый килограмм мяса.

– Напрасно ты по этому поводу зубоскалишь, – строго сказал Власов. – Узбекский плов, чтобы ты знал, – это настоящее гастрономическое чудо. – Он пошевелил губами, как бы пробуя на вкус произнесенное, и, одобрительно причмокнув, предложил: – Ладно, кулинарию и родословную Эдички оставим в покое. Давай про этих двух журналистов, майор. Думаю, ты уже успел с ними пообщаться?

– Только с одним, – сказал Громов. – Дмитрий Викторович Балаболин. Двадцать шесть лет, но все у него как бы между прочим…

– Это как?

– Присказка у него такая. Что ни предложение, то и между прочим. С творчеством его я не знаком, но, надо полагать, там все тоже на между прочим построено.

– Балаболин, – задумчиво произнес полковник. – Нет, не читал.

– Вот, можете ознакомиться с его последним опусом. – Громов достал из кармана заявление журналиста и предъявил начальнику в развернутом виде.

– Угу. – Власов одобрительно наклонил голову. – И что, этот Балаболин действительно представляет для нас интерес?

– Косвенный.

Громов коротко обрисовал ситуацию. Когда он дошел до персоны Артура Задова, полковник уже кивал головой, как заведенный.

– Значит, американец вылетает из Шереметьева сегодня в 14.45? – спросил он в конце доклада.

– Надеется вылететь, – уточнил Громов. – Дискета с материалами расследования обстоятельств крушения транспортного самолета, если таковая существует, наверняка находится у него.

– Посулил Эдичке золотые горы, сам его укокошил и теперь спешит домой, чтобы подготовить сенсационный репортаж, так? – Очки Власова, уставившиеся на собеседника, торжествующе сверкнули.

– Так, – подтвердил Громов. – Задержание мне поручите, товарищ полковник?

Власов огладил ладонью свой седой «ежик» и возразил:

– Не царское это дело. Задова и без нас возьмут, майор. Мы свою задачу выполнили, так что можешь быть свободен… Кстати, – рука Власова, потянувшаяся к телефонной трубке, замерла в воздухе, – ты ведь у меня отгулы просил, верно? Вот и ступай. Сегодня ты мне уже не понадобишься.

Громов демонстративно взглянул на часы и приподнял брови так, чтобы это не укрылось от взгляда начальника. Тот только засмеялся:

– Мало? Остальное в выходные доберешь. Завтра у нас, если не ошибаюсь, суббота.

Можно было что-нибудь съязвить по этому поводу, но требовать в стенах ФСБ соблюдения норм трудового законодательства – все равно что ратовать в церкви за сокращение великого поста. Тут все твои самые разумные доводы оборачиваются против тебя же. Плевать против ветра никому не запрещено, да только вот желающих нет.