Оковы равновесия - Яна Алексеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прислонившись к опорному столбу, обтянутому грубой мешковиной, и аккуратно настраивая старую гитару Артира, я вслушивалась в иные голоса.
Принцесса, глуховатый сдавленный тенор, странно не соответствующий ее внешности, словно отпечатавшейся в памяти. Трое бардов помоложе, пара учеников и Артир, допущенные в раздавшийся в стороны круг охраны, дабы развлечь ее высочество.
Я вслушивалась не в слова, но в интонации, в шорох ткани, в чужое дыхание. Сквозь вязь слов проступал, словно барельеф, эмоциональный диалог.
Безнадежность, усталость.
Уверенность, обещание.
Удивление, надежда.
Легкая ласка, клятва.
Благодарность.
Ученик мой, ты великолепен.
Голос принцессы наливается жизнью, она тихо смеется над чьей-то шуткой, щелкает веером. Один из кавалеров, помедлив мгновение, кружит ее в изящном пируэте. И все мужчины, дружно склонив головы, молят о милости.
Для единственного, лучшего из лучших, победителя будет великой честью принять венок из рук прекраснейшей из прекрасных, милостивой из милостивых, добрейшей из добрейших принцесс.
С полученным ими лукавым согласием они, весело переговариваясь, расходятся, оттесняемые бряцающей железом стражей из круга избранных.
Принцесса гаснет, словно свеча. Снова в голосе усталость, смирение, непонимание, печаль.
Артир идет ко мне, четко печатая шаг.
Подтянув его поближе за шнурки распущенного камзола, резким жестом оборвала оправдания и прошептала на ухо:
— Тебе придется постараться выиграть турнир, ученик.
Наши руки мимолетно соприкоснулись, и, придержав Артира за рукав, я заложила за потертый саржевый обшлаг записку. Сложенный вчетверо листок был вдоль и поперек исписан затейливыми комплиментами и пожеланиями, а где-то между строк затерялась просьба о встрече.
— О да.
— Сам выбирай музыку, это твой дебют.
— Я уже выбрал, — тронув струны переданной ему гитары, заметил будущий бард.
Я уловила в его голосе новые, смутно узнаваемые обертоны.
— И какую же? — спросила задумчиво, перебирая в памяти оттенки эмоций.
Удивленно и печально хмыкнула. Себя я ловила на таких интонациях, когда осмеливалась говорить вслух о чувствах… Себя.
— Балладу о принцессе Инея, — выдохнул Артир напряженно.
— Она тебе понравилась, — шепнула я в ответ, имея в виду ее высочество.
— Да. И действительно сильна, хотя и нуждается в помощи… Мы просто обязаны, — Артир зачастил, глотая слова, — ее тьму убивают, и мне кажется, это не просто тьма, а что-то большее. Когда стоишь рядом с ней, такое чувство… — Он задумчиво цокнул языком. — Немного напоминает то, что я ощущаю рядом с дядюшкой. Солья, она правда красива, и ее надо спасать.
Знаю. И кого ты уговариваешь, мальчишка, полный смятения и азарта? Себя или меня? Конечно, мы будем вытаскивать посвященную, хотя и не планировали устраивать беспорядков.
Я согласилась:
— Что ж, это, вероятно, судьба. И твой выбор. Я внесу в программу балладу. Иди уже, распевайся.
Понятливо кивнув, бывший принц растворился в суете последних приготовлений. Ловя его легкие шаги, я позволила себе на пару мгновений задуматься о превратностях судьбы, любви и равновесия. Бессмысленное и бесполезное дело. Стоит заняться делами.
Стоя за кулисами, глубоко и мерно дышу, поглаживая лаковую флейту. Сегодня моей помощницей будет она, а не верная свирель, которая незаслуженно считается плебейским инструментом. Артир стоит рядом, ловя отголоски куража, уносящиеся ввысь вместе с последними нотами веселой разудалой плясовой, обзываемой придворным «танцем давно исчезнувшей Стахии».
Меня же занимает решение задачи с пятью неизвестными. Баллада о принцессе Инея предназначена для оркестрового исполнения. Флейта, скрипки, альт, барабаны, клавиши — и не только они. В классическом придворном исполнении важен голос солиста, оттеняемый сложной полифонической мелодией. Но здесь и сейчас… Как бы я не гордилась учеником, до разработанных годами тренировок талантов ему далеко, а значит… Значит, только удача, только вдохновение, только сила.
В конце концов я бард. Со мной сегодня на сцену не выйдет оркестр, но можно заставить зрителей поверить в то, что он есть.
Сжав руку на запястье Артира, почти выволокла его на сцену, отдернув атласную занавесь. Поклонилась коротко, отступая назад и вслушиваясь в хрипловатый голос герольдмейстера, представляющего нас.
Шепнула:
— Ты справишься. Пой для нее. Смотри на нее, дыши ею. Живи ею. Заставь ее поверить.
Ученик глубоко вздохнул, успокаиваясь.
Нога в сапоге с мягкой подметкой начала выбивать такт.
Трибуны привычно затихли, только чужое дыхание и густой аромат смеси благовоний, облаком накрывавший сцену, выдавали присутствие зрителей.
Пять, четыре, три, четыре, два аккорда в третьей четверти.
Начали.
Это твой дебют, Артир.
Мелодия затопила пространство, ясный голос взвился тугой спиралью, и я отступила в тень, позволяя себе слиться с декорациями.
Заставь их поверить…
Музыка, рожденная воображением, ворвалась в реальность.
Зарокотали барабаны.
Зарыдали скрипки.
Сплела изящную вязь флейта.
«Говорят, прекрасна царевна живет…»
И перед нами раскинулся целый мир. Завороженные, зачарованные и замечтавшиеся люди словно погрузились в иную реальность. Туда, где разворачивалась легенда, где творилась история, где любовь побеждала зло и благородство еще не было пустым звуком.
А я безуспешно пыталась изгнать из памяти, казалось, давно забытую мелодию. Но пальцы все так же непослушно вплетали в плавный напев резкие сильные аккорды.
Баллада от этого хуже не стала.
— Пора, — прошептала я на ухо Артиру и выскользнула из набитого празднующими бардами шатра в пыльные осенние сумерки.
Моего отсутствия никто не заметит, потому что все барды уже изрядно пьяны. От вина и от радости за победителя. Несмотря на все гильдейские дрязги, эта радость чиста, потому что в каждом из нас, даже в самом скучном придворном менестреле, горит искра истинного таланта. А он согревает и очищает душу, хотя бы ночью, хотя бы ненадолго, хотя бы чуть-чуть.
И я не хотела уходить, действительно. Редкий момент общности, ощущение единства, семьи, ратующей за свое удачливое дитя…
— Это ради всех вас, ведь в конце концов Света без Тьмы не бывает, а проследить за этим — дело Равновесия… — пробормотала я, ныряя в плотную даже на ощупь тень.