Роковой шаг - Виктория Холт

Стало известно, что дядя Карл и Ланс скоро уедут в Йорк. У них было какое-то поручение для армии.

Дамарис сказала:

— Кларисса собирается на север погостить у родственников ее отца. Она могла бы поехать с вами до Йорка. Это ведь по пути. Нам будет спокойнее, если мы будем знать, что она под вашей защитой… хотя бы до Йорка.

Ланс тут же громко объявил, что это отличная мысль, а Карл, подумав несколько секунд, сказал, что все можно организовать. Следовательно, мне нужно было выехать немного раньше, чем я намечала, но Дамарис примирилась с этим, считая, что для меня будет лучше, если я поеду с Карлом и Лансом.

Мы стали интенсивно готовиться к отъезду. Упаковывая вещи, Дамарис сказала мне:

— Ты не против, если я оставлю Жанну здесь? Кажется, она лучше других справляется с Сабриной.

Я была разочарована, потому что очень привязалась к Жанне. Мне полюбились эти англо-французские беседы, которые так всех забавляли. Но я знала, как она помогает Дамарис, и была так взволнована предстоящей поездкой, что с готовностью согласилась, чтобы Жанна осталась дома.

Был теплый день, последний день сентября, когда мы отправились в путь. Больше нельзя было откладывать. Дамарис со слезами на глазах простилась со мной. Джереми стоял рядом с ней, слегка неодобрительно глядя на меня, потому что я не могла скрыть своего желания встретиться с семьей моего отца. Жанна была слезлива и многословна. Она разрывалась между желанием остаться с малышкой и поехать со мной, потому что относилась ко мне как к родной.

Я действительно была рада уехать, хотя мне и было стыдно за это. Я пообещала себе постараться вернуться к Рождеству, так как знала, что в Эверсли не захотят встречать Рождество без меня.

Я ехала между Карлом и Лансом Клаверингом, и нам было очень весело; мы ехали по большой дороге, оставив позади грусть расставания.

Было чудесное утро. Солнце еще грело, хотя листья на дубах стали темно-бронзовыми, а клены вдоль дороги уже украсились оранжевыми и красными флагами. Запах моря чувствовался в слабом тумане, обволакивающем все и придающем лесу расплывчатую голубизну.

Нас сопровождали двое слуг и еще двое, чтобы смотреть за вьючными лошадьми. Они ехали позади нас, следя за дорогой.

Ланс сказал:

— Я очень люблю отправляться в путешествие. Это уже само по себе событие. Вы согласны, Кларисса? В любой момент может показаться солнце. Но мне нравится туман. А вам? В тумане есть что-то таинственное. Что вы скажете, Кларисса?

Вопросы его были риторическими. Он не ждал ответов.

— В такое утро надо петь, — продолжал он. — Как вы думаете? И запел:

К замку графа цыгане пришли всемером,

И запели, звеня тамбурином. О!

Так сладостен был колодовской напев,

Что графиню во двор сманил он. О!

Они угостили ее имбирем,

Дали отведать муската,

Она же с руки сняла им в дар

Семь золотых колец из чистого злата.

— Ты всех разбудишь, — сказал Карл.

— Им уже пора вставать, — ответил Ланс. — Это такая трогательная история. Вы знаете продолжение, Кларисса?

— Да. Жена графа ушла с цыганами, — ответила я.

— Значит, вам известна эта история. И он продолжил пение:

На мягкой постели с лордом моим

Спала я, честь соблюдая,

А нынче в обнимку с цыганом засну

На куче золы в сарае.

— Оставила замок ради любви к цыганам. Что вы думаете о жене графа? Была ли она умной?

— Глупой, — не задумываясь, ответила я. — Она скоро устанет и от костров и от общества цыган. Ей вновь захочется надеть испанские туфли на высоких каблуках, будьте уверены.

— Какая вы практичная девушка! Я думал, в вас больше романтики. Большинство девушек романтичны.

— Я не большинство девушек! Я — это я!

— А, среди нас появился индивидуалист.

— Мне кажется, леди была не только глупой, но и недоброй.

Я спела последний куплет песни:

Лорд Кэшем лежит на смертном одре,

Я ничуть о том не жалею;

Мне медовые губы графской жены

Всех сокровищ графа милее.

— И вы считаете такие чувства глупыми? — спросил Ланс.

— Чрезвычайно.

Подобная легкомысленная болтовня продолжалась, пока мы не остановились в таверне, чтобы подкрепиться и дать отдохнуть лошадям; после короткого отдыха мы опять тронулись в путь.

Мы проезжали через деревни и города, и я заметила, что Карл был весьма осторожен, словно чего-то опасался. Я знала, конечно, что они ехали в Йорк с какой-то тайной целью, и радовалась этому, потому что путешествовать в их компании — и особенно в компании Ланса — было настоящим наслаждением.

Проведя весь чудесный день в дороге, с наступлением сумерек мы подъехали к таверне, в которой заранее решили остановиться на ночь.

Нам приготовили комнаты, и мы очень сытно поели: была рыба под вкуснейшим соусом, потом жареная баранина и слоеные булочки, искусно испеченные женой трактирщика. Мне дали сидра, а мужчины потягивали портвейн. Когда мы сидели за столом, в столовую вошел мужчина. Я не знаю, почему я его заметила. Одет он был в темно-коричневое бобриковое пальто с черными пуговицами, коричневые туфли и черные чулки. На его тщательно завитый пудреный парик была надета треугольная шляпа, которую он снял, войдя в гостиную.

Он сел совсем рядом, и у меня создалось впечатление, что он интересуется нами. Может быть, виной тому была элегантность Ланса Клаверинга, которая вызывала всеобщий интерес везде, где бы он ни появлялся. Дядя Карл определенно выглядел менее впечатляюще без военной формы. Что касается меня, я была всего лишь молоденькой девушкой и поэтому решила, что все-таки его интересовали мужчины. Он тихо сидел в углу, и через некоторое время я забыла о нем.

Просидев целый день в седле, я очень устала, свежий воздух навевал на меня сон, и как только мне показали мою комнату, я легла в кровать и крепко уснула. К моему удивлению, утро наступило очень быстро. Меня разбудила обычная гостиничная суета. Я поднялась и выглянула в окно. Внизу стоял Ланс. Он посмотрел наверх и увидел меня.

— Хорошо ли вы спали, прелестная девушка? — спросил он.

— Спала как убитая, — ответила я.

— Что вас так утомило? Надеюсь, не мое общество?

— Нет, оно скорее вдохновляло. Я ушла спать с мыслью о жене графа.

— Этой дуре! Можете сейчас не торопиться: мы отправляемся попозже. Одна из лошадей потеряла подкову, и ее поведут к кузнецу.

— О-о… Когда же это случилось?

— Я только что обнаружил это. Мы уедем в одиннадцать, и теперь у нас есть возможность сходить на ярмарку.