Недетские рассказы - Ольга Котова

– Мне хочется ходить.

– Останьтесь пока в кресле. Вспомните, что это за ощущение, откуда оно вам знакомо.

– Я не знаю. Это обычное напряжение. Это со всеми бывает.

– И все же именно то, что вы чувствуете сейчас. Что приходит на ум?

– Кабинет психолога в больнице. Она проводила аутотренинги. Я не могла лежать. Это было ужасно. Лежать 20 минут, не шевелясь, под ее монотонное бормотание. И понимать, что она ходит вокруг нас и поливает цветы.

– Сколько было сеансов всего?

– Не помню, мне там лет 10 – 11. Она была непреклонна, наверное, все 10 сеансов. Но потом разрешила мне сгибать ноги в коленях. Стало попроще.

– Для чего?

Ева замерла, глаза ее распахнулись.

– Так было легче выдержать ощущения от шрама, – и Ева положила руку на живот.

Дмитрий сделал едва заметное движение назад, плечи его чуть расслабились. Напряжение спало.

– Готовы поподробнее?

– Здесь ничего особенного, никаких драм. Просто огромный шрам на моем животе после тяжелой операции в детстве. Он некомфортен иногда физически, например, неудобно лежать на спине. Но я не знаю себя без него, он был со мной всегда.

– Ева, сейчас ответьте первое, что придет на ум: «Какая связь между шрамом и отношениями с мужчиной?».

– Он уродлив. Возможно, он может отпугнуть. Вызвать отвращение.

– А как реагировали на шрам ваш муж и тот, о ком вы сегодня так и не рассказали?

– Спокойно реагировали. Оба.

– Что же все-таки объединяет этих мужчин?

Ева открыла крышечку на пустом стаканчике из-под кофе и снова закрыла ее.

– Оба не хотят детей. Муж вообще, а тот первый – конкретно со мной. Оба сообщили мне об этом в день знакомства. Не прямо, но вскользь.

– А вы хотите детей?

– Я бесплодна. Из-за шрама.

Дмитрий глубоко вдыхает.

Ева чуть пожимает плечами:

– Я знала это с детства. Может, не понимала, что это значит в отношении всей жизни. Но я знала это. Я не думаю о детях, потому что это исключено.

– Но?

– Я сбегаю потому, что серьезные отношения и любовь – это повод завести детей, – Ева встает и идет к окну. – Как мне держать удар? Можно ли любить одну меня? Можно ли всю жизнь любить человека, не имея с ним самой главной связи – детей?

– Можно, Ева, можно.

Она придет к нему еще трижды. За это время успеет подать на развод. Смахнет с себя утомительную надменность и больше не будет заканчивать встречи раньше времени.

После завершения сеансов он снова перечитает все записи о встречах с ней. И справедливо заметит, что это была хорошая работа

Выбор

Она сразу же узнала ее. Склонилась, вглядываясь в размытые черты. Не позднее сегодняшнего вечера Яна перебирала ее фотографии в соцсети, увеличивая и приближая снимки, на которых явно просматривалось обручальное кольцо на аккуратной руке.

Год назад она увела у Яны Сережу. За три дня. Лишив ее сна, сил и надежды. 12 месяцев хрупкая Яна жила одной работой. Из дежурства в дежурство с маниакальной одержимостью она спасала пациентов своего отделения, прерываясь только на сон и личную жизнь своего бывшего на просторах Интернета.

Сегодняшняя ночь выдалась на редкость спокойной. Яна перебирала истории болезни, читала письма пациентов на сайте и боролась со сном.

Сережину жену привезли на рассвете. Обследуя ее, Яна никак не могла унять сердцебиение в ушах и все время смахивала с глаз туманную дымку. Она механически выполняла привычные действия, отдавала распоряжения и пыталась не делать частых вдохов.

Ее почему-то тошнило. Кукольное личико пациентки было искажено болью. Яне было неприятно смотреть на нее, как будто она застала ту за чем-то неприличным.

Ей вспоминались слова московских профессоров о том, что их провинциальной клинике нужно перестать относиться к лечению инсульта так серьезно, что государство не может тратить на каждого пациента больше, чем стоимость двухнедельного курса цераксона, что врачам следует рассчитывать не на свои усилия, а на компенсаторные возможности организма и на реабилитацию.

И заманчивая мысль – последовать их указаниям – никак не шла у Яны из головы.

Через пару часов Яна смотрела на спящую разлучницу и беззвучно плакала. В ее голове рисовались самые необратимые последствия инсульта. Ей хотелось, чтобы та стала рассеянной, неинтересной, неуклюжей и ненужной Сереже. Ведь можно же было просто не лечить ее… взять и потянуть время.

Выходя из палаты, Яна укрыла свою исключительную пациентку одеялом.

В ординаторской уже было по-утреннему суетливо. Ей предложили кофе и бутерброд. Яна машинально съела незатейливый завтрак, достала телефон и написала сообщение Сереже: «С твоей женой все будет в порядке. Волноваться не о чем. Приезжай к 11, нужно будет купить те лекарства, которых у нас нет».

Нажав подтверждение на отправку, она откинулась в кресле, пытаясь унять дрожь. Уборщица открыла окно, и из морозного утра до нее донеслась шумная жизнь города. Кто-то спешил на работу, скользя по заснеженным тротуарам и грея нос варежкой, кто-то катил на санках в детский сад укутанных ребятишек. А кто-то никуда не торопился и выбирался из теплой постели готовить завтрак на двоих.

В то утро Яна впервые выпила на рабочем месте. Еще до обхода они с Игорем, уставшим с ночного дежурства хирургом, распили бутылку грузинского вина. Она слушала его истории про недовольства жены и разглядывала неровную щетину на его раскрасневшемся лице. Время замерло. И эти минуты были похожи на настоящую жизнь.

Столкнувшись с Сережей в дверях отделения, Яна улыбнулась мысли, что не такая уж плохая штука – инсульт. По крайней мере, другого повода встретиться у них не было.

К вечеру ровным неврачебным почерком Яна написала заявление об увольнении. И уже через месяц обживала съемную «однушку» на Черноморском побережье. Сибирское прошлое покрывалось скрипучим инеем. Будущее представлялось курортно-безмятежным. Оно хотя бы не обещало острых больных. Яна устроилась неврологом в реабилитационное отделение санатория. Теперь ей предстояло расхлебывать последствия недолеченных инсультов и поддерживать хронически стрессующих жителей мегаполиса в периоды их отпусков.

Ей было 34 года. И отчего-то начинать новую жизнь оказалось совсем не страшно.

Прошло почти пять лет, и, оформляя карты отдыхающих, она наткнулась на Сережину. Где-то глубоко защемило. Не явно и не остро. Она спокойно перебрала остальные карты. История его жены оказалась последней в стопке. Это была другая девушка. Та, что лежала перед ней когда-то на скрипучей кровати отделения, больше не была его женой.

Вечером, засыпая на плече мужа, Яна подумала, что завтра ей предстоит назначить реабилитационный курс очередной Сережиной жене. Три месяца назад та перенесла геморрагический